Михаил метнулся к ближайшему камню и залег за ним. Сейчас остается только наблюдать за действиями врага.

Выдержки у немца хватило ненадолго. Он выскочил из-за камня и кинулся бежать в сторону леса, явно желая прорваться.

Михаил дал короткую – на три-четыре патрона – очередь. Немец упал. Михаил выждал несколько минут. Лежащего вражеского летчика он видел четко – тот не шевелился. «Неужели случайно убил? Я же вроде бы перед ним стрелял, – огорченно подумал Михаил. – Вдруг немец только ранен? А если он притворился?»

Михаил скрытно описал вокруг лежащего немца дугу, подобрал камень и швырнул его туда, откуда только что пришел. Уловка оказалась не напрасной: немецкий летчик тут же «ожил», перекатился на живот и дважды выстрелил в пустое место.

Михаил дал очередь рядом с его головой. От неожиданности немец дернулся и затих.

– Хенде хох! Пистоле… – Михаил забыл, как будет по-немецки «бросить на землю».

Он вышел из-за камня, держа немца на мушке пулемета.

– Только шевельнись, гад! Так и всажу очередь!

Немец уже вот, в трех метрах, и только сейчас Михаил заметил, что его голова в крови. Он толкнул тело ногой. Летчик не шевелился.

Подобрав у правой руки выпавший пистолет, Михаил сунул его себе за пояс. Решил было пульс пощупать, да увидел широко открытые глаза немца – в них отражалось небо. Готов! Михаила передернуло. Вроде и не хотел убивать, а вышло, что наповал.

Михаил опустил пулемет на землю и обыскал карманы убитого. В нагрудном кармане куртки нашел документы на имя Пауля Шульце. Забрал зажигалку, хотя сам не курил – уж больно изящная вещица, – и отошел: пусть валяется здесь, не хоронить же его.

Подобрав пулемет, он пошел по направлению к самолету.

Летчица по-прежнему сидела за камнем рядом с самолетом, сжимая в руке наган.

– А немец где?

– Убил я его. Отстреливался, гад. Сдался бы – остался бы жив.

– Туда ему и дорога.

Девушка поднялась с земли, забралась в кабину. Михаил пристроил пулемет на вертлюг и подошел к винту. Немного прокрутив его, он поставил винт в положение компрессии цилиндра.

– Зажигание!

– Включила!

Михаил резко крутанул винт и отскочил в сторону. Двигатель взревел. Пилот быстро забрался в кабину и пристегнулся.

Летчица пошла на взлет. Самолет попрыгивал на кочках, но скорость набирал. И вдруг – удар, треск! Небо стало на дыбы, мотор заглох.

В наступившей тишине стало слышно, как из бензобака капает горючее. «Надо выбираться быстрее, пока живьем не сгорел», – подумал Михаил. Он с трудом отстегнул привязные ремни, вывалился из кабины, оглянулся и увидел, что самолет лежит кверху шасси. Вернее, колесо было только одно. Второе валялось неподалеку, снесенное камнем. В траве камня было почти не видно, но, как понял Михаил, он-то и явился причиной аварии. А что же летчица?

Михаил подобрался к передней кабине, расстегнул замок ремней, принял на руки девушку и отнес ее от самолета подальше. Не ровен час, подтекающее топливо попадет на раскаленный выхлопной коллектор. А это – сразу костер и неминуемый взрыв: бак наполовину полон.

Михаил вновь бросился к самолету, заглянул в первую кабину, вытащил планшет с картами и кожаную сумку – в таких связники перевозили почту. Все это он отбросил подальше от самолета. Потом снял с вертлюга пулемет – все-таки с оружием он чувствовал себя увереннее.

По правилам, с потерпевшего аварию самолета полагалось снять еще и бортовые часы, но уж больно рискованно: бензин-то капает. Ну ее к черту, железяку эту!

Михаил отошел от самолета, подобрал планшет и сумку и вернулся к своей летчице. Между тем девушка начала приходить в себя.

– Что случилось? Я ничего не помню, – сказала девушка, ощупывая ушибленный при падении самолета лоб.

– На разбеге шасси на камень наскочило, колесо отлетело, и мы перевернулись.

– Ой, что же теперь будет? – От ужаса глаза летчицы округлились.

– Не переживай, можно ведь сказать, что это «мессер» нас подбил, вот мы и сели на вынужденную. А впрочем, самолетик можно попробовать подремонтировать – винт заменить, а стойку шасси перевернуть. И все дела! Ты-то сама как?

– Голова болит, и шишка вот тут. – Девушка осторожно коснулась области темени.

– Руки-ноги целы? Подвигай!

– Целы, не болят. А врать нехорошо – я комсомолка.

– Дура ты в первую очередь! Ты думаешь, тебя похвалят за то, что самолет перевернула? В штрафбат сошлют, не сомневайся. Правда, я не знаю, есть ли женский. Или из авиации турнут. Так что выбирай!