— А я горжусь! — Катя посмотрела на Вольфа сияющими глазами. — До сих пор. Ты был словно Ангел Мести, беспощадный и кровавый, что творит высшую справедливость. Голыми руками, одного за другим…

Генрих криво ухмыльнулся:

— А потом получил два покушения и восстание… Вот уж воистину, не знал, что женское сердце падко на глупцов.

— Женское сердце, Генрих, падко на тех, кто способен идти собственной дорогой, не боясь никого и ничего. На тех, за кем праведная сила…

— Нашла праведника…

Она ничего не ответила, и Вольф отчего-то почувствовал себя неуютно. Давняя, тщательно скрываемая от самого себя история всплыла и, вопреки извечному стыду, вызвала еще и неожиданную гордость. Кто-то видел эти ужасы совершенно иными глазами…

— Надеюсь, у тебя ничего не припасено про третью влюбленность? — Вольф слабо улыбнулся.

— Мне первых двух хватило по уши. — Никитина еще пребывала в каком-то отрешенно-задумчивом состоянии, но все же смогла улыбнуться в ответ.

— Ну и, слава богу! — выдохнул старик. — Трудно даются твои Любови моей замшелой памяти. Не хочу ворошить былое, уж больно в том чуланчике грязно и душно. Давай лучше я тебе обзорную экскурсию по этой части города устрою, ладно?

Катя с готовностью кивнула — прошлое нелегко давалось не только седовласому генералу.

— Места здесь славные во всех смыслах. ЦПКиО мы с тобой хорошо изучили, к несчастью… А сейчас следуем по улице Ткачей, которая вот там, за мостом, перейдет в Фурманова. Мост пересекает речку Исеть, еще при жизни за «чистоту» прозванную хмм… как по мягче-то выразиться-то… ну пусть будет «грязнотечкой». Видишь справа шесть красивых однотипных домиков? Местная достопримечательность. Построены очень и очень давно, сразу после Перестройки. Что это такое? Ну, тоже Апокалипсис, только локальный, для одной страны, но речь не об этом. Построены, значит, давно, но так никогда и никем не заселены. Представляешь, какая красота пропадала? Теперь смотри чуть левее домов, через речку, на другой берег — там объяснение, почему жить в красоте не пришлось никому.

— Кроме пустыря, ничего не вижу, — удивилась Никита.

— И не увидишь, потому что «истина», как ей и положено, скрыта в глубине, под землей, — многозначительно усмехнулся Генрих. — Раньше, много раньше, здесь была окраина города. И на этой самой окраине располагалась свалка химических веществ. Затем Свердловск разросся, и окраина превратилась чуть ли не в центр. Забавно… мегаполис со свалкой посередке. Срамное место превратили в могильник, а сверху закидали землей. Самые ушлые и предприимчивые тут же по соседству возвели элитное жилье — это же очень круто, жить в собственном доме прямо в городе! Но продать ничего не смогли, там такое превышение всех эпидпорогов — караул просто! Вот такая басня о человеческой глупости и алчности.

— А мораль? — серьезно спросила Никита.

— Мораль? Хмм… Наверное, простая: некоторые называют время До раем, а настоящее После — адом. И то, и другое, конечно, ложь, потому что на самом деле ничего не изменилось…

— К-как н-не изменилось? — От неожиданности девушка начала заикаться.

— Все, что вокруг, — антураж и фон, не больше. Он-то как раз стал во много тысяч раз хуже, спору нет. Но сам человек остался прежним! Условия обитания откинули его обратно в каменный век, какие-то качества, без сомнения, обострились — подлость и героизм, например, видятся теперь гораздо ярче и отчетливей. Однако «венец создания» не претерпел каких-либо изменений. Вообще. Новый «потоп» был напрасным. Как говорил друг моего врага: «Этот мир настолько погряз в грехах, что оказался не в силах породить нового Искупителя…»

— Ты говоришь, про…

— У меня была масса времени для размышлений, гораздо больше, чем нужно… С религией отношения не сложились, хотя и пытался. На том месте, где у приличного человека вера живет, у меня дыра, пустота полнейшая. Нечем верить. Хотя очень хочется, потому что иначе — иначе Бункер, наш Бункер… Зачем нужен ад, когда человек и без геенны огненной такие ужасы творит, что никакому черту не снилось?

Ты думаешь, я не понимаю, что мы с Красновым занимается идиотизмом? Нет никакой разницы, кто победит — он или я. Ни малейшей, серьезно. Хороший или плохой выиграет — а кто из нас хороший, кто плохой? — наш крошечный мир получит новую экспансию, очередную, на этот раз Вторую, войну. Умоется кровью, как и всегда, похоронит мертвецов, возвеличит какого-нибудь царька и опять кинется в бой, за следующими жертвами. А что ты хочешь? Ни я, ни Краснов ничего другого не умеем, только бороться, выживать, лезть наверх. Мы подобны акулам, которые не могут остановиться, — сразу задыхаемся…

— Кому подобны? — робко уточнила Никитина.

— Что? — разгоряченный Вольф на мгновение растерялся. — А, это рыбы такие были хищные — огромные и прожорливые, жутко страшные. Но жить могли только в движении, а остановившись — умирали от удушья…

Сбитый вопросом, он пришел в себя и тут же устыдился своего неожиданного запала:

— Кать, ты извини… Прорвало старика, вот и несу чушь несусветную. Забудь. На чем мы остановились? Да, на достопримечательностях! Свалку трудно к ним отнести, но когда-то я любил все эти городские легенды, вот одна и всплыла в памяти. Нам сейчас на Уральских Коммунаров надо… Есть дорога в пять километров, а есть — в три. Как пойдем?

— В три! — улыбнулась Катя.

— Короткая дорога — не всегда быстрая, — вздохнул старик. — Однако желание женщины — закон. Выбирай: углы сбиваем через Дворец спорта и далее через Зеленую рощу — это парк, или же через военный госпиталь, собор Александра Невского и…

— Собор, — с готовностью выпалила девушка. — Конечно собор!

— Ну, собор так собор. Придется идти через глухомань. С Фурманова свернем на 8-го марта, там через Большакова, переулками выберемся к госпиталю и, соответственно, к Собору. Это один комплекс зданий.