«Протесты зрителей по этому поводу нахожу неясными», — заявил обвиняемый Валентин Обухов. «Театр вообще не место для политических демонстраций», — доказывал свою непричастность к дебошу обвиняемый Иван Свищев. «Демонстрации по отношению сидевших в Царской ложе не сочувствую», — попросил занести в протокол обвиняемый Иван Скосырев.

За недоказательством дело прекратили. Ведь если судить, так всю публику. Да что публику — всю Москву. Но арестованных выпустили лишь после уплаты трех тысяч рублей каждым. В столь немалую сумму была оценена поруганная честь новоявленных обладателей Царской ложи. Для сравнения заметим, что новые рабочие сапоги в то время на Сухаревке стоили сто пятьдесят рублей, а мешок картошки — восемьдесят рублей.

А может быть, стоило устроить показательный суд, посадив на скамью подсудимых подлинных зачинщиков беспорядка — членов президиума? Ведь пропуск в Царскую ложу не освобождает ни царя, ни псаря от общих правил поведения в театре. Глядишь, получился бы показательный урок для нескольких поколений будущих вождей.

По документам ЦГАМО, фонд 4613, опись 1, дело 282

Распространение стихотворения

Двадцатилетний мастеровой Антон Конкин 22 февраля 1918 года возле своего дома в конторе сапожников дал прочитать знакомым отпечатанное на пишущей машинке стихотворение-листовку:

ДЕКРЕТ ЛЕНИНА К БОГУ

Товарищ Бог, тебя не знаю,

Я с небом дела не имел,

Открыта мне дорога к раю,

Хотя бы ты и не хотел.

Я — Ленин, комиссар народный,

Народа русского глава,

Минутки нет от дел свободной,

О небе вспомнил я едва.

Я на земле уж все устроил,

Декретов целый ряд издал,

Штыком буржуев успокоил,

В святыни ядрами стрелял.

Я уничтожил суд буржуйный,

Народу землю передал

И сокрушил, как ветер буйный,

Весь буржуазный ритуал.

Чины долой, названье «мода»

Прошло, не надо орденов,

Да здравствуют сыны народа,

Какие ходят без штанов.

Долой приличия вериги,

Крахмальные воротнички,

Отныне только немец в Риге

Пускай сморкается в платки.

Республиканцу неприлично

Буржуйским действовать платком.

Свободный нос он свой отлично

Очистить может и перстом.

Пришел конец интеллигентам,

Успехов в жизни больше нет

И инженерам, и студентам…

Прощай, пленительный балет.

Пришла на смену жизнь иная,

Я никого не обманул

И, разрушая и дерзая,

Лишь все вверх дном перевернул.

Солдат командует войсками,

Обезоружен генерал,

Буржуи стали бедняками

И обезврежен капитал.

Больницей правит старший дворник,

Директор банка — мародер,

И на печать надел намордник

Народный цензор — полотер.

Долой врачей и акушерок,

В них ну жды больше уже нет.

Эс-деки, также и эс-эры

Без них повылезут на свет.

Я упразднить намерен банки —

Затеи сытых богачей.

Пусть дома держат деньги в банке

Из-под варенья иль сельдей.

Всеобщий мир мной предназначен,

Уже не за горами он,

И главковерхом мной назначен

Крыленко — вражеский шпион.

Как видишь, на земле повсюду

Совершены мной чудеса,

И было бы теперь не худо