— Вы взяли власть, — требует дама в шляпке, — вы теперь нас и защищайте!

— Нет у нас войск ваши квартиры охранять, — иронически улыбается в ответ командир в кожаной тужурке.

— А раз нет, зачем тогда власть брали?..

* * *

— Граждане, я вас прежде обманывал! Теперь заверяю вас: никакого Бога нет! — митингует, забравшись на грузовик, дьякон с красной тряпицей на шее. — Я никогда не верил в литургию! Но надо же было как-то кормиться…

— Если ты нас прежде обманывал, — хитро улыбается мужичонка, — кто ж тебе нынче поверит?

* * *

— Ну и долго мы продержимся? — ведут мирную беседу у костра в центре Красной площади вооруженные рабочие.

— Ленин говорит: навсегда утвердились.

— Чего ты Лениным тычешь, сам-то что думаешь?

— А зачем мне умничать?

— А я думаю, ничего у нас не выйдет.

— Это отчего же?

— Ну, рассуди: какой из меня или из тебя правитель? Нас и слушать-то никто не станет. Царь почему всех держал в узде? Ему, вишь ты, министры подсказывали. Недаром же они над учеными книгами штаны протерли. А мы, вишь ты, всех министров поганой метлой…

— А мне товарищ Ленин подскажет.

* * *

— Нет, товарища Ленина на всех не хватит.

— Эх, до чего нынче кутерьма дошла, — жалится один купчишка другому, — ничего не пойму.

— Понять труднехонько, — соглашается собеседник, — все вверх дном поставили. Зато, если угадать, в какую сторону повернется, миллионщиком можно стать. Нынче самое время для наживы.

— Это коли угадаешь. А если промашка? Всего капиталу лишишься.

— И живота можно, не токмо капиталу.

— То-то и оно. Лучше выждать.

— Жди-пожди, а другие обскачут. Золотишко-то скупают вовсю. И хлебушек дорожает.

* * *

— Зря надеются запугать нас царские рясники! — митингует солдатик, по виду из студентов. — Советская власть ни в Бога, ни в черта, ни в загробную жизнь не верит!..

— Мил человек, ты не зарекайся, — вступает в спор с оратором пожилой мастеровой. — Я вот смолоду тоже ни во что, кроме денег, не верил. А жизнь пообломала, теперь чуть светает — в церковь бегу.

— Это тебя царская жизнь обломала, — снисходительно улыбается солдатик. — Не бойся, наступает всеобщее счастье, и только буржуазия будет корячиться и бегать в церковь.

— Что ж это за зверь такой: всеобщее счастье?

— Это победа всемирной революции, когда не будет ни эллина, ни иудея — один рабочий класс.

— Да что ты, нехристь, про евреев талдычишь, ты по-людски ответь.

* * *

Отец Иоанн ужаснулся обилию суетных грешных речей, звеневших со всех сторон здесь, рядом с великими христианскими святынями.

«Народ мой! вожди твои вводят тебя в заблуждение и путь стезей твоих испортили».

Батюшка стал протискиваться поближе к Кремлевской стене, на которой моталось длинное красное полотнище с надписью: «Жертвам, провозвестникам Всемирной Социальной Революции». Под полотнищем зияли огромные свежевырытые ямы.

— Зачем? — вслух удивился отец Иоанн, заглянув в глубину растревоженной земли.

— Хоронить будут, кого буржуазия поубивала, — пояснил молодой, задорно улыбающийся рабочий.

— Здесь?.. Не на кладбище? — оторопел отец Иоанн.

— Теперь, товарищ, все по-новому будет. Сегодня, как от пасхальной свечи, от душ павших затеплится яркий огонь мирового Евангелия — социализма… Вишь, наше районное знамя впереди полощется. А за ним революционный комитет в полном составе. Вот это похороны! И умереть не жалко.

Отец Иоанн увидел колонну, вползавшую на Красную площадь через Воскресенские ворота. Впереди, оседлав кобылу, шествие возглавлял рабочий с красной лентой через грудь. Но что это? На плечах рабочих и солдат гробы… красного цвета.