— Без разрешения церковного начальства не могу, — отказал отец Макарий. — Я лишь наместник настоятеля монастыря и должен известить о вашем понуждении своего епископа.

— Семь дней даю сроку, — предупредил Макаров, поигрывая револьвером.

Но даже по советским законам имущество монастыря должно было принадлежать народу, а не комиссару Макарову. Игумен послал отца Лаврентия в Ягуньино и Саввину слободу рассказать крестьянам о случившемся.

Крестьяне собрались на сходку. Со словом к своей пастве обратился священник Василий Державин.

— Мы должны взять монастырское имущество в руки прихожан, как допускается советским декретом, — предложил он, — и не допускать к нему безбожников.

Народ горячился:

— Руки бы поотрубать комиссарам, чтобы не зарились на чужое.

— Если будут грабить, надо звонить в набат.

— Айда сейчас к монастырю крестным ходом.

От слов до дела иной раз долгий-предолгий путь. Вперед вышел председатель Ягуньинского волостного Совета Алексей Астафьев.

— Не допущу! — повелительно осадил он народ. — Крестные ходы разрешаются Советской властью только по заранее утвержденному расписанию.

Пошумели еще немного и, хотя отец Василий на коленях умолял тотчас идти в монастырь защищать святыни, решили разойтись по домам, не желая спорить с законом, да и церковное имущество пока еще оставалось на своем исконном месте.

Макаров, узнав о сходке, заявился с милиционерами-телохранителями на дом к священнику Державину и произвел у него обыск. Из контрреволюционногонашлось только постановление «Союза трех селений» о желании религиозного воспитания детей, несмотря на советский запрет продолжать в школе преподавания Закона Божия. Постановление комиссар прихватил с собой, прихватил и продиктованную отцу Василию подписку о неучастии в каких-либо политических акциях.

Спокойствие мирного Звенигородского уезда не нарушили ни обыск у приходского священника, ни новый приказ Макарова всем, проживающим в монастырской гостинице, немедленно очистить ее, ни его настойчивая агитация среди монахов не подчиняться распоряжениям игумена. И все же глухой ропот нарастал. Особенно после того, как мальчишка-комиссар Макаров без согласия односельчан заменил председателя волостного Совета и двух писарей.

В самом монастыре обстановка тоже накалялась. Особенно после того, как в древнюю обитель понаехало множество комиссаров из Звенигорода. Побродив по монастырскому двору и заглянув во все щели, они постановили присвоить Советской власти, то бишь себе, здание духовного училища, а также довольствие ста четырех его учеников — шесть мешков муки и пуд сахара. Отца Макария, который попробовал роптать, уездные комиссары строго предупредили, что, «если он хочет жить в мире с Советской властью, пусть заботится о делах небесных и оставит в покое устроение жизни земной». Под конец реквизиции они ограбили квартиры учителей духовного училища, а Макаров, узнав, что у преподавателей нашли муку про запас, вдобавок засадил их в тюрьму «за сокрытие запасов продовольствия».

В тот же день вечером два ягуньинских крестьянина встретили отца ретивого комиссара (кстати, владельца чайной) с мешочком.

— Что несешь?

— Муку.

— С монастыря?

— Нет, моя.

— Врешь, тебе небось сынок уже и коров с монастыря приводит.

Обозленные мужики отвели Комиссарова родителя в Ягуньинский волостной Совет и потребовали составить протокол о краже.

Судя по утру следующего дня, 15 мая, день должен был быть солнечным и тихим.

В семь часов утра в Ягуньино застучали в окна, собирая народ на сходку. Разговор пошел об ограблении монахов, сытой жизни комиссаров, разорении крестьянского хозяйства. Порешили всем миром идти в монастырь «сменять Макарова». По пути попали на сходку в Саввиной слободе, где крестьяне собрались распределять семенной картофель.

— Отец Макарова, — обратился к слободчанам ягуньинский староста Шумов, — вчера попался с мукой, уворованной из монастыря. Вы, саввинские, живете рядом с обителью, а не знаете, что ее грабят.

Составили резолюцию о смещении Макарова, и оба села двинулись к монастырю.

Макаров тем временем с членами президиума Звенигородского Совета и милиционерами составлял опись хозяйства духовного училища, которое должно было отойти к нему. Затем произвел обыск на квартире смотрителя училища Халанского. Тут-то и подошла толпа. Комиссар, привыкший, что ему повинуются беспрекословно, вышел к народу, привычно поигрывая револьвером. Но на этот раз мужики и бабы не сробели.

— Обезоружить его! — закричали в несколько голосов.

В мгновение молодцеватого вояку окружили и отняли у него опасную комиссарскую игрушку. Тут-то он и понял, что ему несдобровать, если не умерит гонор, и трусливо стал уверять земляков, что готов сдать должность. Выборные мужики повели Макарова в его гостиничный номер сдавать дела.

А народ все прибывал. Прибежали из Шихова, Посада, других окрестных сел. Набралось полторы тысячи озлобленных крестьян. Почувствовав свою силу и робость власти, они распалились.

— Дармоеды, сукины дети, понавешали в святом месте вывесок.