Мы были приглашены к Сахарову вместе с Бобом Арсеналом и Алешей. После обеда мы с Андреем говорили о физике, а Алеша переводил. Я был поражен: прошел лишь месяц с тех пор, как Андрей вернулся из Горького, а он уже был в курсе современного развития теории Калуцы-Клейна и теории струн для описания элементарных частиц.

На следующий день Сахаров пришел к нам в гостиницу, чтобы передать мне заявление, которое я должен был зачитать через день в Вене. Выходя из номера, где происходила встреча, мы столкнулись с горничной, которая узнала Андрея, схватила его руку и поцеловала.

Я больше не видел Сахарова до конца 1988 г., когда он впервые приехал в США. Сахаров прибыл как член Совета директоров Международного фонда за выживание и развитие человечества, где председателем был Велихов, а вице-председателем ДжеромВизнер. Совет директоров собирался в Вашингтоне.

Сначала Сахаров приехал в Бостон, и мы с женой были среди встречающих. Я воспроизведу лишь один момент этой поездки. В последний день его пребывания в Бостоне, в субботу, состоялась организованная мной встреча Сахарова с местными физиками-теоретиками. Начали с космологии. Обсуждение вскоре сосредоточилось на одном из последних достижений- так называемых "дочерних вселенных". Мы провели вместе несколько часов. Позже Сахаров сказал мне, что он был очень доволен проведенным днем и сожалеет о том, что из-за общественной деятельности, которую он считает своим долгом продолжать, не может уделять науке достаточно времени.

Я встретился с Сахаровым еще раз дома у Янкелевичей в июле 1989 года. На этот раз мы обсуждали сверхновую 1987 а. В июне 1989 г. Сахаров планировал посетить конференцию "Глобальные вопросы открытого мира" в Копенгагене, организованную Ове Натаном, Виктором Вайскопфом и мною, но не смог этого сделать из-за Съезда народных депутатов СССР. Сахаров, однако, послал текст, опубликованный в сборнике трудов конференции.

Каково же влияние его на будущее? Имя Сахарова навсегда останется для нас символом надежды. Читая утреннюю газету, я всякий раз нахожу в ней репортажи о межнациональных конфликтах, о столкновениях между сектами фанатиков, о взрывах и убийствах. Каждый день появляются сообщения о новых опасностях для окружающей среды и нашего здоровья. Продажность, цинизм, властолюбие и жадность политиков ужасают. Но я думаю о Сахарове, о том, чего он достиг, и мое настроение поднимается. Раз человечество смогло произвести Сахарова, значит есть еще некоторая надежда. Сахаров оставил нам программу. Я цитирую из мартовского выпуска «Таймс» за 1987 г.

Если мы будем следовать этим положениям и работать, имея целью "Мир, прогресс, права человека" (так была озаглавлена его Нобелевская речь), это будет лучшей данью его памяти.

В мае 1990 г., незадолго до того, как мы с женой Малкой улетели из Израиля в Нью-Йорк, друзья Сахарова, Борис и Лариса Альтшулеры, посетили нас в Израиле и передали несколько рукописей в Нью-Йорк для Эда Клайна. Мы не знали Эда Клайна, а они не знали ни его адреса, ни номера телефона. Однако они сказали, что телефон может знать Елена Боннэр, которая в то время находилась у своего сына Алексея в Бостоне. Телефон Алексея, который мне дали Альтшулеры, оказался неправильным (они перепутали две цифры), и я не знал, как найти Эда Клайна в Нью-Йорке.

Однако мне повезло: профессор Сидней Дрелл из Стэнфоpда, большой друг Сахаровых, был в командировке в Рокфеллеровском университете в Нью-Йорке — там же, куда приехал и я. Я встретил Сида и спросил его, знает ли он кого-нибудь по имени Эд Клайн. "Конечно, — ответил он, — Это замечательный человек, бизнесмен, поддерживающий борьбу за права человека и помогавший детям Сахарова со дня их приезда в Америку. Кстати, Елена Боннэр сейчас в Нью-Йорке, и Клайн знает, как найти ее".

Мы с Сидом долго говорили о Сахарове. Во время последнего приезда Сахарова в США Сид спросил его, не странно ли, что великий поворот к реформам пришел со стороны Горбачева, человека, который был близок к КГБ и от которого скорее можно было бы ожидать репрессий. "Нет, — ответил Андрей, — это совершенно не странно. КГБ — единственная организация в Советском Союзе, которая обладала всей информацией о том, насколько ужасно действительное положение. Только они знали, что во избежание полного распада необходима коренная реформа".

Это небольшое замечание дает некоторый ключ к пониманию блестящих аналитических способностей Сахарова. Он был не только великим правозащитником и человеком высочайших нравственных принципов. Он понимал принципы функционирования советской системы и видел ее слабые стороны лучше, чем те, кто ее возглавлял. Он также понимал, что систему нельзя изменить одними лишь доводами морали; необходимо было убедить политических лидеров в том, что без радикальных изменений система работать не будет.

Интересно применить этот подход к событию, послужившему причиной ссылки Андрея в Горький: к вводу советских войск в Афганистан. Это было не только преступно, но и обречено на провал. Если бы советские лидеры были способны понять это, они бы не пошли на вторжение в Афганистан. Но поскольку они верили в успех, ни доводы морали, ни международное давление уже не могли их остановить.

Андрей обладал замечательной способностью понимать, как функционируют системы — социальные, политические, научные, технологические, и постигать взаимодействие между ними. В некотором смысле он был междисциплинарным системным инженером. Пытаясь на протяжении многих лет помогать Сахарову, я многому у него научился. Один из примеров понимания того, как работают системы, был связан с его голодовкой в Горьком.

Недавно я подарил несколько своих старых статей посетившим Израиль друзьям Сахарова. Особое впечатление пpоизвела на них одна статья, напечатанная в "Джерусалем пост" и посвященная методам борьбы за отказников в СССР. Я писал об уроках сахаровской голодовки. В то время многие не верили в возможность такого рода давления на Андропова и думали, что помочь может только Рейган. Я же утверждал, что у русских есть заботы посерьезнее, чем с евреями-отказниками. Надо показать им, что игнорирование пpоблемы советских евреев приведет к проигрышу в чем-то более важном.