Альтшулер Борис Львович
Шрифт:
Честность и цельность обоих проявляется также в их верности друзьям. Любовь Сахарова к своей жене Елене Боннэр, духовная близость с ней- главная тема последних глав «Воспоминаний», на титульном листе которых написано "Посвящается Люсе". Этим именем ее называли в детстве, так зовут ее близкие дpузья и тепеpь. Сахаров пишет:
"…Своей статье („Размышления о прогрессе, мирном сосуществовании и интеллектуальной свободе". — Прим. перев.) я предпослал эпиграф из второй части „Фауста" Гёте:
Лишь тот достоин жизни и свободы, Кто каждый день идет за них на бой!Эти очень часто цитируемые строки близки мне своим активным героическим романтизмом. Они отвечают мироощущению- жизнь прекрасна и трагична. Я писал в статье о трагических, необычайно важных вещах, звал к преодолению конфликта эпохи. Поэтому я выбрал такой оптимистически-трагический эпиграф, и я до сих пор рад этому выбору. Много потом я узнал, что этот поэтический эпиграф привлек внимание моей будущей жены- Люси, понравился ей. Она, совсем ничего не зная обо мне, будучи вообще очень далекой от академических кругов, увидела в выбранном мною эпиграфе что-то юношеское и романтическое. Так этот эпиграф установил между нами какую-то духовную связь за несколько лет до нашей фактической встречи"[6].
Очень многое о человеке можно узнать из того, как он оценивает других. Вот как Сахаров говорит о своем учителе Игоре Тамме:
"Сейчас для меня представляются главными именно основные принципы, которым следовал Игорь Евгеньевич- абсолютная интеллектуальная честность и смелость, готовность пересмотреть свои взгляды ради истины, активная бескомпромиссная позиция- дела, а не только фрондирование в узком кругу"[7].
Взгляды, высказанные Сахаровым в его "Размышлениях о прогрессе, мирном сосуществовании и интеллектуальной свободе" вполне применимы и сегодня, так же как и в 1968 г. На Западе они служат напоминанием: идея конвергенции предполагает использование положительных сторон как социалистической, так и капиталистической систем. Сходство между Сахаровым и Ганди снова приходит на ум, когда читаешь второй том «Воспоминаний» („Горький, Москва, далее везде". — Прим. ред.) Деятельность Сахарова в последний годы его жизни- встречи со множеством людей, обмен мнениями с политическими лидерами своей страны и других стран, напоминает жизнь Ганди в его ашраме в Ахмедабаде.
Закончу словами Ганди:
Жизнь есть стремление. Мы стремимся к совеpшенству, то есть к самоосуществлению.Я признателен Мэри Геppиеpи и Веславу Вишневскому за ценные замечания.
Литература
Андрей Сахаров. Воспоминания. Нью-Йорк, изд-во им. Че-хова, 1990. (В оригинале статьи ссылки даны на английский перевод: Memoirs, A. Sakharov, New York, Alfred A. Knopf, 1990.)Ч.II. Гл. 1, с.354.
Там же. Ч. II. Гл. 1, с.359.
Ч. II. Гл. 16, с.561.
Ч. I. Гл. 8, с.185.
Ч. II. Гл. 2, с.375.
Ч. II. Гл. 2, с. 374–375.
Ч. I. Гл. 8, с.164.
Ю.Б.Харитон
Ради ядерного паритета
Интервью академика Ю.Б.Харитона журналисту Олегу Морозу 19 декабря 1989 года. Печатается по тексту "Досье Литературной газеты", январь 1990 г. Кроме высказываний Ю.Б.Харитона, в тексте содержится еще информация, добавленная О.П.Морозом. Она выделена курсивом. Кроме того, в конце имеется приложение, также добавленное О.П.Морозом. По желанию Ю.Б.Харитона и с согласия О.П.Моpоза, весь текст воспроизводится без изменений.
На вопросы корреспондента "Литеpатуpной газеты" отвечает трижды Герой Социалистического Труда академик Ю.Б.Харитон. Этот человек — живая легенда. Один из представителей знаменитой физической школы Иоффе, ученик Резерфорда и Семенова, в послевоенные годы он стал главным конструктором атомной бомбы, после работал над термоядерным оружием, продолжает активно трудиться и сегодня, несмотря на свои 85 лет.
— Юлий Борисович, мы с вами встретились по скорбному поводу, вчера мы проводили в последний путь вашего старого товарища, человека, с которым вы долгие годы работали, — Андрея Дмитриевича Сахарова…
— Вряд ли я смогу сказать об Андрее Дмитриевиче что-нибудь новое: уже столько слов прозвучало, особенно в эти дни.
— Да, действительно, после его кончины так много выплеснулось, что найти новые слова нелегко. Единственное, что тут можно возразить: то время, когда вы с ним близко соприкасались, почти не было отражено — просто некому о тех временах рассказывать.
— Понимаете, в чем трагедия: слишком подробно об обстоятельствах того времени, той работы, которую мы тогда вели, я не могу говорить, а рассказывать общо — неинтересно. Как и все, Андрей Дмитриевич был поглощен работой, отлично понимая, что надо во что бы то ни стало добиваться равенства в вооружениях, не допускать отставания. И эта работа поглощала его целиком.
В интервью, которое Андрей Дмитриевич дал 3 января 1987 г. корреспондентам "Литературной газеты" Юрию Росту и мне (это интервью не было опубликовано), он так рассказывает о том давнем периоде своей жизни:
"В 1948 г. я вошел в исследовательскую группу, которая занималась разработкой термоядерного оружия. В то время все мы были убеждены, что наша работа необходима для создания мирового равновесия… работали мы с увлечением и с ощущением, что это нужно. Грандиозность задачи, трудность ее усиливали впечатление, что мы делаем героическую работу. Но я каждую минуту своей жизни понимаю, что если все же произойдет это величайшее несчастье — термоядерная война — и если я еще буду иметь время о чем-то подумать, то моя оценка моей личной роли может трагически измениться".