"В конце октября ко мне должны были приехать мои коллеги-физики из ФИАНа. Однако в этот раз поездка не состоялась. Как я слышал (не из первых уст), кто-то якобы дал распоряжение, что сейчас поездки не своевременны. Похоже, что КГБ продал сам себя. Ведь никакого публичного моего заявления о краже сумки еще не было. Следующая поездка физиков состоялась лишь в середине января (17.01.1983. — Б.А.), через четыре месяца после предыдущей (23.09.1982. — Б.А.) и накануне трехлетнего «Юбилея» моего пребывания в Горьком. Верней всего, опять не случайное совпадение" [1] (гл. 29, с.771).

К 3-летию ссылки Сахарова

(письмо иностранным коллегам)

22 января 1980 г. академик Сахаров был задержан на улице Москвы и специальным самолетом вывезен в г. Горький. Прошло три года беззаконной депортации, актов насилия и давления. КГБ сделало заложником общественной деятельности Сахарова молодую женщину, невесту его сына. Ни руководители Академии наук СССР, ни другие советские ученые, которых Сахаров просил помочь в этом чрезвычайно болезненном для него вопросе, не откликнулись на его обращения. Он сам разрубил этот узел, поставив на карту свою жизнь. Однако его победа в 17-дневной голодовке многих успокоила: "Сахарову не дали умереть, он оказался сильнее КГБ и значит ничего плохого с ним сделать не могут". Такое мнение — опасное заблуждение.

Действительно. Спасительное решение уступить Сахарову в его минимальном требовании было принято на самом высоком уровне, по-видимому на заседании Политбюро. Амплитуда выступлений в защиту Сахарова тогда, к счастью, превысила порог проникновения в этот вознесенный над миром и изолированный от мира мозговой центр Советской власти — место, где "принимают решения". Но такое не может продолжаться долго и бюрократическая трясина быстро пришла в равновесие. Уже через 15 дней после снятия голодовки, 24 декабря 1981 года Сахаров, несмотря на только что перенесенный сердечный приступ, был экстренно выписан из больницы и снова водворен в охраняемую и постоянно обыскиваемую квартиру на улице Гагарина. С этого времени он фактически лишен адекватной медицинской помощи, хотя очень в ней нуждается. Еще в январе 1982 года друзья Сахарова написали об этом Президенту АН Александрову, но никакого ответа не последовало. Летом 1982 года Сахаров перенес тяжелое заболевание — тромбофлебит. Его лечила только жена. Основная специфика беззаконного положения Сахарова в Горьком в том, что за его жизнь никто юридически не отвечает.

Прошлой осенью — новые акции КГБ. 11 октября — кража сумки с 900 страницами рукописи с применением к Сахарову наркоза мгновенного действия. Сахаров обратился к председателю КГБ с требованием вернуть похищенное и к Президенту АН с просьбой поддержать это требование. Академик Александров снова никак не реагировал, а 7 декабря КГБ, уже теперь официально, провел обыск Елены Боннэр и конфисковал у нее еще 300 страниц рукописи Сахарова — то, что он частично восстановил после кражи 11 октября. Каждая акция КГБ является одновременно ПРОБОЙ СИЛ перед другими, более решительными действиями, а в неопределенной и динамической ситуации, сложившейся после смены руководства в СССР, нельзя исключить самого трагического развития событий.

Несколько слов о позиции Академии наук СССР и о научных контактах Сахарова. В последние месяцы в личных беседах с приезжающими в СССР иностранными учеными Президент АН Александров, вице-президент Велихов, ученый секретарь Академии Скрябин весьма активно «докладывают» зарубежным коллегам, что "проблемы Сахарова" не существует, что Сахарову в Горьком очень хорошо. Академик Скрябин заявил даже, что у Сахарова в Горьком имеется личная секретарша (??!). Цель КГБ — профилактика возможных протестов, и руководству АНСССР отведена важная роль в этой игре. Одно из главных приводимых доказательств «благополучия» Сахарова- командировки к нему коллег-теоретиков из Москвы, из Физического института АН. На начальном этапе, т. е. весной 1980 года эти командировки были победой над КГБ, которое было вынуждено смириться с этой реальностью и приспосабливаться к ней. (Эта победа совпала по времени с бойкотом, объявленным Национальной академией наук США.) Однако эти командировки никак не влияют на все другие аспекты положения Сахарова в Горьком. Теоретики приезжают примерно раз в месяц, на несколько часов. А с октября, в особенно драматический для Сахарова период командировки на три с лишним месяца прекратились (почему?).

Как помочь Сахарову? — Протестовать, обращаясь преимущественно к высшим руководителям СССР и принимая меры, чтобы эти протесты обладали достаточной проникающей способностью, а не оседали в архивах КГБ. Гигантская советская бюрократическая машина почти не слышит слов и лучше воспринимает более первичный язык жестов. К счастью, это понимали в Национальной академии наук США, благодаря решительным действиям которой весной 1980 г. КГБ было вынуждено резко сменить тактику от "Изменник Сахаров давно выродился как ученый" к "Академик Сахаров имеет в Горьком все возможности для научной работы". (Не исключено, что тогда это спасло Сахарову жизнь.) И все три года КГБ вынужден доказывать (кому? — Правительству? другим звеньям аппарата? — но, очевидно, вынужден), что объявленный бойкот неэффективен. Иностранным ученым, прибывающим в СССР по тем или иным официальным приглашениям, следует иметь в виду, что сам факт их приезда, их имена используются (без их ведома) против Сахарова для демонстрации того, что "Сахаров забыт", что западные ученые якобы смирились с его депортацией. Озабоченность положением Сахарова, выраженная устно в личных беседах с советскими официальными лицами, является недостаточной профилактикой такого использования.

Открытое обращение (в Правительство, в Академию…), отправленное адресату заказным письмом по московской почте и переданное прессе, по-видимому, закрывает возможность секретной полиции маневрировать именами зарубежных гостей. (Публикация в прессе возможна и после возвращения из Москвы на родину, хотя это не столь эффективно.) Если же такое обращение будет передано иностранным корреспондентам в Москве (а тем самым, предположительно, станет известно тем в советском аппарате, кто контролирует деятельность КГБ) и одновременно вручено руководителям Академии, другим видным советским ученым, то можно даже надеяться на определенный положительный результат. (Такой метод следует испытать также для помощи Орлову, Щаранскому и другим правозащитникам.) Руководство Академии — не только Президент Александров, но также вице-президенты академики Велихов, Котельников, Логунов, Овчинников. Каждый из них имеет прямой доступ в Правительство СССР и мог бы через голову КГБ говорить о положении Сахарова. Весьма влиятельные фигуры академики Басов и Марчук. Н.Г.Басов — лауреат Нобелевской премии по физике, директор Физического Института АН, в ноябре 1982 г. избран членом Президиума Верховного Совета СССР (одновременно с Ю.В.Андроповым). Г.И.Марчук- заместитель Председателя Совета Министров СССР, председатель Государственного Комитета СССР по науке и технике. В январе 1983 года Марчук вел важные для СССР переговоры во Франции и 12 января был принят Президентом Миттераном. (Побеспокоил ли Миттеран Марчука вопросом о положении Сахарова и других репрессированных ученых?) Подобно всей советской системе, каждый из этих людей в основном реагирует не на слова, а лишь на чувствительные для них действия. В связи с этим последним замечанием необходимо, в частности, указать на международное сотрудничество СССР в исследованиях по мирному использованию термоядерной энергии. Академик Сахаров (совместно с покойным академиком Таммом) — пионер всего этого направления, и то, что с ним сейчас делают, вряд ли совместимо с таким сотрудничеством. В письмах и обращениях в защиту Сахарова следует снова и снова повторять о его научных заслугах, в том числе в области фундаментальных исследований. Так, если «Правда» под рубрикой "Тайны материи" публикует (23 января 1983 года) сообщение об экспериментах по регистрации распада протона, то имеет смысл довести до сведения высшего советского аппарата о пророческом вкладе Сахарова в этой области.

Допустимо ли, чтобы такой человек задыхался в Горьком? Высылка и задержание Сахарова аналогичны захвату американских дипломатов-заложников в Иране, и он может быть свободен так же, как были освобождены американские дипломаты. Сахаров должен вернуться к нормальной жизни, посещать научные семинары, осуществлять научные контакты по своему выбору, пользоваться услугами академических врачей, участвовать в заседаниях Академии наук СССР, членом которой он является с 1953 года. Сахарову должно быть разрешено вернуться домой в Москву или, по крайней мере, в его загородный дом под Москвой.

Москва, Январь 1983 год.

Сегодняшняя ситуация в СССР такова, что мы не можем назвать наши имена. Мы живем в таких условиях, что наши подписи, ничего не добавляя к содержанию настоящего письма, неизбежно поставят под удар работу и семью каждого из нас.