«Проклятая аристократка, — подумала Софена. — Как им это удается? Должно быть, все дело в больших деньгах».

Она была не права, и сама отлично осознавала это.

Магистр Алебранд потирал коротенькие ручки в полном восторге.

— Послезавтра в полночь — наилучшее время для испытания, — произнес он. — Жду вас возле кафедры. Попрошу прийти заранее. Не берите с собой бутербродов. Если увижу, что кто-нибудь на испытательной площадке ест — заставлю прибирать мусор вручную. Вы меня поняли?

— А если голодно? — спросил Эгрей.

— В таком случае, ступайте в кабак. В Академии голодным делать нечего. Вы пришли сюда утолять духовную жажду, а не физическую. Занятие окончено. Ступайте вон, глупцы и недоумки, а также госпожа Фейнне.

Он быстро протопал к одному из окон, перебросил короткие ножки через подоконник и выскочил на полянку.

Элизахар подошел к оконному проему и некоторое время смотрел ему вслед. Он не слышал, как к нему приблизилась Софена.

— Какой неприятный тип! — проговорила она.

Ей бы польстило внимание Элизахара. Мысленно она уже видела в нем побратима — каким отказался стать снедаемый неуместной похотью Гальен.

Элизахар даже не повернулся в сторону девушки.

— По-своему он очень обаятелен, — проговорил телохранитель Фейнне. — По-своему. Может быть, даже слишком по-своему...

— Что вы имеете в виду? — настаивала Софена.

Он наконец обернулся и посмотрел на нее так, словно не понимал — кто перед ним и для чего «это» здесь появилось.

— Ничего особенного я в виду не имею. Специфический субъект, вот и все. Как, впрочем, и все, кто собрался в этой Академии. Но это как раз закономерно.

Он чуть кивнул ей и направился к Фейнне, чтобы помочь ей спуститься по ступенькам и выбраться наружу. Здания Академии все еще оставались для девушки незнакомыми, и она передвигалась не вполне уверенно.

«Глупо, — подумала Софена, адресуясь к себе. — Никому ты не нужна, моя дорогая. И меньше всех — ему. Разве что Пиндару... Но он поэт, у него собственные представления о жизни и дружбе. Для того, чтобы тебя полюбил Пиндар, тебе необходимо отпилить себе руку и ногу. По-моему, ты еще не готова пойти на подобные жертвы, моя дорогая. Еще нет».

Она горько усмехнулась и выбежала на поляну.

Эмери начал вставать с постели и даже ходить, отчаянно хромая и наваливаясь на трость, на второй день после нелепой стычки возле «Ослиного колодца». Ренье решился посетить занятия. Он взял вторую трость, обвязал себе ногу и тяжело зашагал к садам Академии. Эмери смотрел ему вслед и в который раз уже задумывался о том, почему бабушка так настаивает на соблюдении тайны.

Один из двоих ее внуков — бастард. Это, конечно, не делает особенной чести семейству. Но, с другой стороны, в появлении незаконного сына не наблюдается ничего из ряда вон выходящего. Эмери мог с ходу назвать десятки благородных семейств, где имелись десятки бастардов. Многие из них занимали в Королевстве высокие посты. Иные, носящие то же имя, что и законные отпрыски, прибавляли к этому имени, точно титул, слово «бастард», и ничего! Любые косые взгляды пресекались либо ударом меча, либо арестом за неподобающее поведение.

Почему госпожа Ронуэн выбрала для своих внуков такую странную жизнь? Или, если формулировать еще точнее, — с чем связан ее выбор: с прошлым или с будущим? С тем, что случилось в их аристократическом семействе некогда, или с той участью, которую Ронуэн и ее младший брат Адобекк, личный конюший ее величества правящей королевы, уготовили мальчикам?

Недаром ведь Ронуэн отправила в Академию обоих. Не хотела она ущемлять в правах одного из двоих, как же! Ничего подобного! Бабушка никогда не руководствуется такими сентиментальными мотивами. Она, конечно, от души любит обоих внуков, но, если бы в том возникла надобность, пожертвовала бы образованием одного из них — и глазом бы не моргнула.

Нет, именно потому, что возникла надобность в академическом образовании для обоих, они были и отправлены сюда — оба. Несмотря на риск быть раскрытыми.

Неожиданно Эмери ощутил горячую вспышку любви к брату. Тот уже скрылся за поворотом, ковыляя изо всех сил. Эмери вернулся в постель и потянул к себе нотный лист. Странная, резкая мелодия звенящих шпаг звучала в его мыслях, готовясь превратиться в короткую музыкальную пьесу для клавикордов и высокого женского голоса.

Появление хромающего Ренье вызвало шум и кривотолки. Гальен, похоже, знал о причине дурацкой дуэли больше, чем сам незадачливый дуэлянт. Он хлопнул приятеля по плечу и произнес:

— Ну что, Эмери, все-таки встретил тебя тот офицерик?

Ренье простонал:

— Хоть ты мне объясни, дружище, что там такого произошло!

— Так ты ничего не помнишь? — Гальен расхохотался.

Подошел Эгрей. Он выглядел озабоченным.

— Что случилось?

— Да вот, — почти оправдываясь, ответил Ренье, — глупо подрался с офицерами... Проткнули мне ногу, а я далее не могу сообразить, за что!

— Интересно, — сказал Эгрей, беспокойно оглядываясь.

Гальен все еще смеялся.