— Список возьмете в моем кабинете. Я специально для вас вывешу. На дверь, — сказала Даланн и зашагала прочь.

Софена посмотрела ей вслед с ненавистью. Вот ведь привязалась! О дурном нраве магистра Даланн ходили разные слухи. С нее станется ходатайствовать об отчислении Софены.

Девушке вовсе не хотелось расставаться с Академией. Ради чего? Ради того, чтобы вернуться в бедную усадьбу, где она больше никогда уже не будет счастлива? Нет, она должна устроить свою судьбу самостоятельно, и лучшего места, чем Академия, для этого не найти.

Кафедра оптики помещалась в небольшом плоском здании, которое размещалось в глубине академического сада. К нему вела длинная тенистая аллея. Старые деревья с мощными стволами, похожими на связки полуколонн, сплетались кронами в вышине, словно задавшись целью не пропускать ни одного солнечного луча. И все же то и дело какой-нибудь бойкий лучик находил себе лазейку в плотной листве и принимался чертить пятна на влажном красноватом песке, которым была посыпана аллея.

Затем аллея расступалась, и на широкой выстриженной поляне взору являлся дом, сложенный из светло-серого камня, круглый в плане. Огромные окна, прорезанные по всей половинке окружности, не были застеклены чтобы лучи свободно проникали внутрь. Иногда в оконные проемы вставлялись фильтры разного спектра.

Внутри здание не было разделено на помещения — ни одна перегородка не рассекала его. Редкие массивные колонны были снабжены стойками и держателями для приборов.

Кафедра, с которой магистр Алебранд читал лекции, помещалась в самом центре и представляла собой круглое сооружение из цельного древесного ствола — отполированный пень, в котором имелись ступеньки. Кряхтя и отдуваясь, магистр забирался на самый верх и там устраивался по-своему: то впивался широкими короткопалыми руками в ограждение, выставленное на уровне его груди, то вдруг начинал подпрыгивать и взмахивать кулаками, то усаживался и укладывал на ограждение толстый подбородок, заросший толстой же, обрубленной по нижнему краю темно-рыжей бородой.

Как ни странно, паясничанье магистра помогало студентам лучше сосредотачиваться на предмете и усваивать вещи, которые, как им представлялось поначалу, были совершенно неудобопонимаемы.

Появление на лекции Софены вызвало всеобщий стон удивления. Даже магистр воззрился на нее не без иронического восторга:

— Неужто сама госпожа Софена изволила почтить своим присутствием мои скромные занятия? Похвально.

Софена уселась, держась очень прямо и не глядя по сторонам. Еще не хватало — показывать, что она смущена!

Аббана придвинулась к ней поближе, разложила на коленях таблички, раскрыла так, чтобы подруге была видна схема, нарисованная на прошлом занятии.

— Мы говорили с вами о соединении спектров, — начал магистр. — Соединения бывают живыми и мертвыми. Мертвые не представляют для нас никакого интереса. Живые могут отличаться от них лишь на малую долю, но эта малая доля оказывается решающей. Интересно, что наш выдающийся ученый — чье имя вам, несомненно, хорошо известно...

— Хессицион! — озорничая, сказал кто-то из студентов.

— Я бы поостерегся говорить так определенно, — магистр шевельнул бородой в ту сторону, откуда донеслась реплика, — но, во всяком случае, вы близки к истине. Итак, этот ученый...

— Хессицион! — прозвучал другой голос, с противоположной стороны.

— Я буду удалять с занятия! — обещал магистр, и все притихли. — Сперва он произвел вычисления и доказал, что это возможно чисто теоретически, а затем приступил к практическим испытаниям.

Эгрей поднял руку.

— Что? — кивнул ему магистр.

— Почему вы избегаете произносить вслух его имя?

— Потому что это может привести к непредсказуемым последствиям. Среди студентов ходят различные слухи. Хочу вас предупредить о том, что большая часть этих слухов основана на совершенно истинных событиях. Кроме того, у меня отсутствует желание выставлять выдающегося человека на посмешище слабоумных юнцов. Садитесь, господин Эгрей, и больше не отвлекайте меня от основной темы нашего занятия.

Некоторое время магистр — как будто нарочно для чтобы помучить досадивших ему студентов, — гнусавил различные формулы, каждая из которых неизменно оказывалась ложной: он называл это «ознакомление с историей вопроса». Аббана в конце концов отбросила заточенную палочку: ей надоело записывать, а потом стирать.

Магистр, как оказалось, пристально следил за аудиторией. Как только большинство слушателей перестали фиксировать каждую из длинного ряда продиктованных им постоянных и переменных величин, магистр Алебранд назвал истинную формулу.

— Она была выведена после долгих размышлений, бесчисленного множества проанализированных ошибок и получила блестящее подтверждение в практических экспериментах, — скрежетал Алебранд, с удовольствием наблюдая за тем, как студенты панически заглядывают в тетради к тем, кто догадался записывать все подряд.