— Я с его высочеством, — сказал один из них и тоже спешился.

Остальные промолчали.

Народу в питейном зале «Стражника» собралось не то чтобы много, но, во всяком случае, достаточно для недурной выручки. Самого хозяина в зале не было; гостями занимались служанки, и по одной только их деловитой нелюбезности можно было судить о процветании заведения.

Юноша чуть помедлил у входа. Уловив рядом с собой движение, скосил глаза и заметил второго.

— А, Эмери... — небрежно бросил он. — Не надоело еще?

— Что именно? — спросил тот, кого назвали «Эмери».

— Сам знаешь... Шпионить за мной, вот что.

Принц Талиессин открыто не жаловал никого из своих придворных — тех молодых людей, с которыми имел обыкновение проводить время; но никому так не доставалось от него, как Эмери. Талиессин всерьез подозревал, что этого Эмери подсунула ему мать — и именно с целью следовать за наследником по пятам, куда бы тот ни направился, наблюдать за его поведением, докладывать о каждом его шаге, о каждом взгляде.

И неизвестно, что вызвало у королевы-матери большее опасение. Ее одинаково настораживало все: и обыкновение принца в любую погоду совершать долгие прогулки, и внезапные вспышки интереса к истории, когда он по целым дням просиживал в холодных комнатах архива, и отсутствие у него интереса к женщинам, и возможность увлечения какой-нибудь простой девушкой. Но больше всего она боялась того, что на жизнь ее сына может быть совершено покушение. И если все прочие страхи королева так или иначе высказывала наследнику, пытаясь взывать к его благоразумию, то об этом последнем говорила лишь с самыми доверенными людьми. Считалось, что здесь, в самом сердце Королевства, жизнь наследника в полной безопасности. Будь иначе — чего бы стоила, в таком случае, королевская власть!

Кое в чем Талиессин не ошибался: мать действительно время от времени вызывала к себе этого придворного и расспрашивала его о принце — неизменно в присутствии своего главного конюшего Адобекка, человека преданного и опытного. Адобекк приходился Эмери дядей и хорошо понимал молодого человека. Ее величество не хотела бы сделать ошибку в столь важном разговоре, и Адобекк охотно согласился участвовать в этих беседах.

— Всех моих родственников отличает весьма необычный способ связывать понятия, — задумчиво молвил он. — И Ренье в этом смысле — не исключение, хотя он, пожалуй, самый простой из всех нас...

Ренье. Не Эмери. Эмери, старший из двух братьев, ушел из столицы полгода назад — ушел тайно, в полном соответствии с дядиным планом; а Ренье остался с принцем и теперь живет у всех на виду, при малом дворе, куролесит и чудит наравне с остальными, попадает в истории и дерется на дуэлях. И его называют «Эмери» — чтобы никому и.: тайных врагов королевы и в голову не пришло разыскивать настоящего Эмери. Так что старший брат может спокойно заниматься поручением ее величества, покуда младший изображает его — и заодно охраняет особу принца.

Круглолицый, кареглазый, Ренье обладал веселым нравом и умел нравиться, ничего особенного для этого не делая. За свою не слишком долгую жизнь он разбаловался — привык к тому, что все начинают его любить, едва лишь сведя с ним знакомство. Тем сильнее ранило его недоверие Талиессина и тем больнее были злые уколы, которыми принц разбрасывался походя.

От Талиессина доставалось всем его приближенным. Когда Ренье впервые встретился с принцем, тот затеял фехтовальный поединок во славу своей дамы, объявив таковой большую куклу с фарфоровым лицом и тряпичным телом. В тот раз Агилон и Мегинхар поддались царственному противнику и проиграли ему бой: попробовали бы они поступить иначе — и принц дулся бы несколько дней, угощая окружающих ядовитыми замечаниями и заставляя их участвовать в своих дерзких, неприятных выходках.

Одержав свою весьма сомнительную победу — и хорошо догадываясь о ее причинах, — Талиессин заставил молодых людей поцеловать руку своей «дамы»; после чего наследник отправился на урок, а его придворные сорвали досаду на кукле.

Ренье, поддавшись странному порыву, вступился за нее, и принц стал тому свидетелем. Но искренней дружбы так и не возникло. Разумеется, Талиессин охотно согласился оставить при себе юного аристократа, только что представленного ко двору. Разумеется, «Эмери» стал его спутником — как и остальные. И разумеется, все чаще принц бросал на него злые, подозрительные взгляды.

Талиессин не боялся покушений на свою жизнь. Он вообще не был уверен в том, что дорожит своей жизнью. И чем дольше он жил, тем меньше нравилось ему то, что с ним происходило.

После нескольких неудачных попыток Ренье оставил всякую надежду сделаться принцу другом. Теперь он просто оберегал Талиессина. Настойчиво, терпеливо, необидчиво. «Скоро я сделаюсь похож на Элизахара, — жаловался Ренье дяде. — На того солдата, телохранителя слепой девушки...»

Дядя Адобекк в ответ только пожимал плечами. «Не обольщайся. Из таких аристократов, как ты, получаются отвратительные солдаты... В крайнем случае ты можешь стать полководцем. В самом крайнем случае! Надеюсь, до такого не дойдет».