Гай улыбнулся в темноте и провалился в сон.

— Гай! — услышал он знакомый пронзительный голосок.

Крепкие липкие ручки сильно толкали его в бок, тормошили, тянули за волосы.

— Гай! Гай, проснись! Я хочу мое!

Он со стоном приоткрыл глаза.

В темноте, почти совершенно не разгоняя мрак, коптила маленькая масляная лампа. Она освещала только грязную руку: пальцы с черными обломанными ногтями, ссадины, цыпки.

— Что тебе нужно, Хейта? — пробормотал Гай. — Я только что заснул. Давай поболтаем завтра.

— Нет уж, сегодня! — настырно приставала она и, видя, что он снова опускает веки, с силой ткнула его под ребра. — Не спи! Гай!

Он сел, поморгал.

— Поставь лампу на пол, — приказал он. — Из-за этого коптящего уродца я ничего не вижу.

Хейта поставила лампу возле его ноги и растянула рот в плаксивой ухмылке.

— Кто коптящий уродец? Я?

— Нет, лампа.

— Нет, я! Ты меня ненавидишь, да?

— Хейта, я взял тебя в отряд, я не выгнал тебя, даже не заставил умыться. С чего ты вообразила, будто я тебя ненавижу?

— А «уродец»?..

— Я уже сказал, что ты не уродец, — с широченным зевком ответил Гай. — Довольно об этом. Что тебе нужно от меня да еще так срочно?

— Смотри.

Она чуть отодвинулась, и Гай увидел, что среди спящих лежит труп. Хейта, торжествуя, перевернула покойника лицом вверх, и Гай узнал Мельгоса.

— Видишь? — сказала Хейта. — Это их капитан. По одежде понятно и по лицу. Я видала, как он распоряжался: «Вы — сюда, вы — туда, отсюда — стрелять, тут поджигать»…

— Это ты притащила его сюда? — спросил Гай удивленно.

Хейта с торжеством кивнула, и Гай подивился ее немалой силе: Мельгос был человеком довольно крупным. К тому же Хейта принесла его вместе с его оружием и кирасой.

— Скажи мне, девочка, зачем ты приволокла на себе тяжеленного покойника прямо в комнату, где спит полным полно народу? — осведомился Гай как можно мягче. — Дорогая моя, здесь ведь и без того дышать нечем!

— Я твоя дорогая? — быстро спросила Хейта.

— Вообще-то это было вежливое обращение мужчины к девочке, — сказал Гай. — Но в нашем с тобой случае я действительно считаю тебя весьма дорогой.

Хейта подозрительно надула губы.

— В каком смысле? В смысле цены?

— В том смысле, что ты хорошая, Хейта.

— А! — Она просияла. — Ну, я так и думала. Помнишь, ты мне сказал насчет пращи?

— Насчет пращи?

— Если я убью их командира, ты сделаешь меня своей любовницей.

Гай нахмурился: он и впрямь брякнул что-то в таком роде. Вероятно, счел фразу красивой и подходящей моменту.

— Это их командир, и он мертв, — сказала Хейта.

— Многие после этой ночи мертвы, — заметил Гай.

— Гляди внимательнее. — Хейта подняла лампу с пола и поднесла к телу. Она посветила на лицо Мельгоса, и Гай увидел, что висок Мельгоса проломлен.

— Ты уверена, что это не удар от дубины?

— Нет, — сказала она. — И ты тоже будешь уверен, когда рассмотришь повнимательнее. Это от камня из моей пращи. Я тебе нарочно его оставляю, чтоб без сомнений. Ну так что?

Гай взял ее за руку, слабо сжал горячие пальчики.

— Хейта, — сказал он, — мое слово остается в силе. А сейчас давай спать.

— Обещаешь?

— Я же поклялся.

Она счастливо вздохнула, загасила лампу и юркнула к нему на плащ. Он со вздохом обнял ее и почувствовал, как горячее тельце прикорнуло у него под мышкой.

Талиессин всегда легко засыпал и легко просыпался; поэтому и Гай проснулся первым из всей своей разбойничьей шайки. В комнате, где когда-то пировали друзья короля Гиона, сейчас храпели все, даже бдительный Сиган, даже маленькая Хейта. Молчали лишь двое: Мельгос, потому что был мертв, да вот еще этот непонятный Гай.

Четвертое утро мятежа окончательно похоронило труп изначального бунта. То, что народилось сейчас, больше не имело никакого отношения к возмущенным крестьянам господина Алхвине. Все сделалось серьезней. Этот второй новорожденный был крепче, сильнее, долговечней, и сегодня Гаю предстояло основательно поразмыслить над его судьбой.

Он высвободился из детских объятий Хейты и положил на чумазую ладошку свою застежку от плаща — чтобы девочке не было скучно, если она проснется и увидит, что его нет рядом. Осторожно вышел из комнаты.