Марджори метнулась туда как молния. Перед Беном только мелькнуло видение, как она прыгает на Джимми, вцепляется в его воротник, а потом — поворот головы, открытые челюсти…

Джимми Коди закричал — высокий отчаянный вопль проклятого навеки.

Бен бросился туда, споткнулся и чуть не упал на осколки кинескопа. Он слышал ее шелестящее, как солома, дыхание и еще — тошнотворное чмоканье сосущих губ.

Он схватил ее за воротник домашнего халатика и дернул вверх, забыв на минуту о кресте. Она обернулась с пугающей быстротой. Ее глаза были расширены и сверкали, на губах и подбородке чернела кровь.

Ее дыхание было неописуемо зловонным дыханием могилы. Как в замедленной съемке он видел язык, облизывающий губы.

Он поднял крест как раз тогда, когда она притянула его к себе — бессильного, как тряпка, в ее железных руках. Закругленный конец шпателя ткнул ее в подбородок и прошел дальше, не встретив сопротивления. Бена ослепила вспышка не-света, произошедшая не перед глазами, а как бы за ними. Повеяло жарким запахом паленой плоти. На этот раз ее крик был воплем агонии. Бен скорее почувствовал, чем увидел, как она дернулась назад, споткнулась о телевизор и рухнула на пол, выбросив белую руку. Потом снова вскочила, подвижная, как волчица, сузившиеся от боли глаза все еще были переполнены бешеным голодом. Плоть на ее нижней челюсти почернела и дымилась. Она рычала.

— Ну, ты, — выдохнул он, — подходи, подходи…

Он снова протянул вперед крест и загнал ее в угол.

И вдруг она издала высокий режущий смешок, заставивший его содрогнуться. Как будто провели вилкой по фарфору.

— Все-таки я смеюсь. Все-таки вас стало меньше.

Ее тело удлинилось и сделалось прозрачным. Только что она стояла здесь и смеялась над ним — и вот белое сияние уличных ламп освещает уже пустые стены, и осталось только покалывание на кончиках нервов.

Она исчезла.

Как будто дымом просочилась в поры стен.

А Джимми кричал.

Он обернулся, но Джимми уже был на ногах и зажимал рукой шею. Пальцы блестели красным.

— Она укусила меня! Господи Иисусе, она меня укусила! Бен попытался обнять его, но Джимми отскочил в сторону. Глаза его бешено вращались.

— Не трогай меня. Я нечист.

— Джимми…

— Дай мне мой чемоданчик. Боже, Бен, я чувствую, как это во мне действует. Ради Христа, дай мне мой чемоданчик!

Чемоданчик лежал в углу. Джимми выхватил его у Бена, быстро положил на стол и открыл. Лицо Джимми, смертельно бледное, блестело от пота. Кровь толчками вытекала из рваной раны на шее. Он сел на стол и принялся судорожно рыться в чемоданчике, со свистом дыша через открытый рот.

— Она меня укусила, — бормотал он. — Ее рот… Боже, ее мерзкий грязный рот…

Он вытащил бутылку дезинфицирующего раствора, швырнул пробку на пол. Опершись на одну руку, запрокинул голову и вылил всю бутылку себе на шею, смывая кровь. Он вскрикнул раз, другой, но бутылка не дрожала в его руках.

— Джимми, чем я могу?..

— Минуту, — пробормотал Джимми. — Подожди. Так лучше, я думаю. Подожди.

Он отшвырнул бутылку, достал ампулу и шприц. Теперь его руки дрожали так, что пришлось дважды втыкать иглу в мембрану. Наконец он наполнил шприц и протрянул его Бену.

— Тетанус. Сделай мне инъекцию. Сюда, — он закатил рукав.

— Джимми, это тебя прикончит.

— Нет. Не прикончит. Давай.

Бен взял шприц и вопросительно взглянул Джимми в глаза. Джимми кивнул. Бен воткнул иглу.

Тело Джимми напряглось, как стальная пружина. Он превратился в скульптуру агонии с рельефно обозначенными мышцами и сухожилиями. Понемногу напряжение спало. Началась дрожь реакции, слезы на лице смешались с потом.

— Положи меня на крест, — попросил Джимми. — Я все еще нечист после нее, он… он мне поможет.

— Ты думаешь?

— Я уверен. Когда ты шел за ней, я видел его и… помоги мне Бог, мне захотелось идти за тобой.

Бен положил крест ему на шею. Ничего не случилось. Свечение креста — если оно было — исчезло полностью. Бен убрал крест.

— О’кей, — сказал Джимми. — Пожалуй, больше ничего не сделаешь.

Он снова порылся в чемоданчике, достал две таблетки и разжевал их.

— Допинг, — пояснил он, — великое изобретение. Скажи спасибо, что я недавно побывал в уборной. Ты можешь перевязать мне шею?

— Пожалуй.

Пока Бен перевязывал, Джимми говорил, не умолкая:

— Пару минут я думал, что сойду с ума. Буквально, клинически… Ее губы… она меня кусает… — он сглотнул. — А когда она это делала, мне нравилось, Бен. Вот в чем вся дьявольщина. Ты можешь этому поверить? Если бы ты ее не оттащил, я бы… я бы мог позволить ей…