Эдик вспомнил о своем нестерпимом желании напиться, которое испытывал там, в кабинете Соколова. Он достал бутылку водки, взял с мойки стакан и наполнил его до краев. Но только сделал первый глоток, как его тут же вывернуло наизнанку.

«Доктор знает свое дело. Мудак!»

Проблевавшись, Эдик решил позвонить Илье Сергеевичу и спросить, откуда взялся диск. Пока в трубке раздавались гудки, он думал, с чего начать разговор. Но стоило только произнести слово «диск», доктор тут же разъяснил, что к чему.

– Да-да, Эдуард Филиппович, это я дал вам диск. Своего рода лечебный сеанс, и довольно эффективный, скажу я вам. Ну что ж. Вам его смотреть нет никакой необходимости. Хотя… Можете посмотреть для профилактики, так сказать. Ни вреда, ни пользы от сеанса вам не будет. Лучше отдайте его уж очень нуждающемуся (на ваш, разумеется, взгляд) человеку.

Эдик знал таких. И немало. Трезвые – ребята неплохие, а выпили – всем места мало. Вот и отдал диск Мишке. Потом фильм оказался у Васьки, прессовщика из третьего цеха. И завертелось. Тот дал его Димке. А может, они его вместе посмотрели? Сколько еще человек его посмотрело перед тем, как он снова вернулся в Мишкин шкафчик, никто не знает.

И нельзя сказать, чтобы Эдику не хотелось посмотреть этот фильм. Очень хотелось, но не на чем. После ухода жены из развлечений у Эдика остались только радиоприемник «Эльбрус» и холодильник «Бирюса».

Когда повесился Мишка, Эдик и предположить не мог, что это произошло после просмотра диска. Но он все равно, как и обещал, позвонил Илье Сергеевичу и сообщил о случившемся.

– Надо же. Ой-ой-ой! А вроде на поправку пошел.

– Не знаю.

– А ведь молодой совсем.

Эдику тогда на миг показалось, что Илья Сергеевич, охая и ахая в трубку, все так же, как и при встрече, продолжает улыбаться.

После смерти Мишки Савельева Эдик заподозрил неладное. Когда повесились Филиппенко и Колпаков, его подозрения укрепились: всему виной курс лечения Соколова!

Последние записи Савельева в «Оперативном журнале» – просто бред сумасшедшего.

«14:35 – позвонил оператор Сысоев с Южной подстанции и сообщил о переключении с фидера № 38 на фидер № 43 в 0:00».

Эта запись была произведена в 16:35. Под следующей записью значилось 0:05:

«0:00 – я не смог переключиться, потому что в ячейке фидера № 38 сидела мертвая старуха».

Мертвая старуха! Черт знает что! Какое, к херам, переключение?! Если бы он тогда не смог переключиться, всех бы на уши поставили. Но этого не случилось, что означало только одно: у Мишки галлюцинации. Мертвая старуха!

Эдик спросил его тогда:

– Что ты делаешь?! Ну, выпил – ложись, спи. Если вдруг переключения – позвони мне или Михалычу. Придем, выручим.

– Я не пил, – твердо ответил Михаил.

– А какого хера ты пишешь этот бред?! – Эдик ткнул ручкой в Мишкину писанину.

– Она была там! – заорал вдруг Савельев.

Эдик, махнув на него рукой, продолжал всматриваться в бессмыслицу, написанную в журнале.

– Они и сейчас здесь, – перешел на шепот Мишка. – Вон, у тебя за спиной.

Чувствуя, как по спине побежали мурашки, Эдик медленно повернул голову. Никого.

– Знаешь что? Тебе надо отдохнуть. На работу пока не выходи. Ну, до Ванькиного прихода. Все наладится, Миша. Иди домой. – И похлопал Мишку по плечу.

Когда Мишка ушел, Эдик еще раз перелистал журнал. Исправить, привести запись в надлежащий вид не получится. Вырвать лист – тоже, все страницы пронумерованы. На последней наклеен листок с количеством страниц и подписью Ивана. Тупик. Эдик пошел на склад и отыскал старые чернила. То, что надо. Вот ими он и залил Мишкины откровения. А через три дня Миши не стало. Доктор снова поохал, так ничего толком и не сказав.

Теперь вот умер Сашка. Сомнений нет – без диска здесь не обошлось. Надо найти его! Найти и уничтожить. Хорошо бы и Соколова вместе с ним. В дежурке диска не было. У Сашки тоже. Оставался только Иван.

«Если и с Иваном что-нибудь случится, я этот диск тебе, Илья Сергеевич, в глотку запихну!»

Иван положил перед собой тетрадь. Еще раз посмотрел на надпись на обложке: «Бойся, что ты проснешься, а они останутся». Странные слова. Взялся за уголок титульного листа, но открывать не спешил. Чувство, будто он подглядывает за кем-то, не покидало. Но все равно это необходимо сделать, поэтому он быстро перевернул обложку. Первые страницы тетради были заполнены цитатами, отрывками стихотворений. Иван не спешил, оттягивая момент, когда он наконец сумеет понять, почему повесился Сашка.

Иван знал этот отрывок. Он читал роман «Знамение» еще в школе, в старших классах. Автора не помнил, а вот четверостишие из романа выучил наизусть. Три следующие страницы занимало одно произведение. Он его тоже узнал.