Стекольникова Татьяна
Шрифт:
— Ну, и где ты шлялась?
Кошка выгнул спину, потянулась, а потом отскочила в сторону, оглядываясь на меня. Я поняла это движение, как приглашение следовать за ней.
— Прости, Федя, прервемся…
И я пошла за Морковкой. Она запрыгивала на ступеньки лестницы, ведущей в мансарду, все время проверяя, иду ли я за ней. Перескакивая через кирпичи и взбираясь на кучи мусора, кошка привела меня к стене, которую успели разобрать только до половины. Тут она встала на задние лапы и уперлась передними в стену.
— И что дальше делать?
Я подошла к стене вплотную. Оторвала кусок выцветших, наверное, еще тридцатых годов, обоев. Доски чуть разошлись… Что там, в щели, не видно. Я нашла среди инструментов, оставленных рабочими, гвоздодер, засунула его в щель, нажала, и доска отъехала в сторону. Стал виден какой-то предмет, завернутый в мешковину. Вытащить его нельзя — отверстие чересчур мало. Минут десять я боролась с дырой в стене. Морковка проявляла горячее участие, путаясь у меня под ногами и засовывая свою оранжевую голову в растущую дырку. Наконец мне удалось отодрать доску целиком и достать сверток. Развернув мешковину, я поняла, что нашла желтый чемодан. Морковка по этому поводу устроила забег по мансарде — в стиле сумасшедшей кошки. Я спустилась в гостиную. Неплохо бы еще раз принять душ — я вывозилась так, словно неделю трудилась в каменоломне. Но стоило мне ступить под горячий дождь, как я поняла, что отныне, сколько бы раз я ни стояла под душем, я буду вспоминать, как была там с Гр-р, и испытывать жгучее желание повторить это купание снова.
Пока я приводила себя в порядок, Морковка тоже чистила шерстку. Потом мы с ней открыли желтый чемодан, и кошка мгновенно запрыгнула внутрь. Пришлось вынуть Морковку и посадить рядом. Но она снова оказалась в чемодане, не давая мне увидеть содержимое.
— Ай-ай-ай! Все Громову расскажу…
Я не думала, что это подействует, но Морковка самостоятельно вылезла из чемодана и чинно уселась рядом, обернув лапы хвостом. Чемодан совсем маленький — из тех, что во времена моего детства почему-то называли балетками. У меня тоже такой имелся — я с большим шиком носила в нем фигурные коньки. Потом на смену балеткам пришли спортивные сумки — торбы, в них помещалось много чего, но выуживать необходимые вещи было неудобно, не то что из балетки: открыл — и все на виду. А вышедшие из моды балетки остались разве что у сантехников, которые таскали в них разводные ключи и запасные краны.
В балетке Луизы лежала большая и толстая книга — точно по размеру чемоданчика, — завернутая в газету "Правда". Я с трудом вытащила фолиант. Случайно или нет, но газета была за тот день, когда я родилась. Разворачиваю газету. Ангиус Дерамо. Практическая магия. Руководство для желающих освоить колдовские обряды. Санкт-Петербург. 1867 год. Печатается по тексту издания 1788 г. Париж.
В чемоданчике есть еще что-то — картонная папка с рисунками карандашом. На первом же — я. Преувеличенно, пугающе некрасивая и намного старше, чем в жизни. Но я. Намеренно прорисованы детали — ворот футболки, заколка в волосах. На отдельных листах — предметы одежды, обувь. Кроссовки. Джинсы. Бюстгальтеры (четыре варианта). Трусики (включая стринги). Моя любимая трикотажная ночная рубашка. На обороте всех рисунков тонким карандашиком, еле видно, но все-таки не ошибешься, написано: "А.Ф.Н., 1909".
И это еще не все: на дне чемодана — овальное настольное зеркало, а под ним — черный бархатный футляр, похожий на старую готовальню, и в нем — брошь, драгоценные бабочки на золотых стеблях. Та самая! Я принесла серьги, и они идеально поместились в небольшой ячейке рядом с брошью. Круглое гнездо с брошью и серьги заняли примерно три четверти футляра. На черном шелке осталось еще место — углубление в виде капли. Что там могло храниться? Других украшений, кроме серег и броши, что сейчас у меня, на Анне 20 ноября 1909 года не было.
2. Я смотрю в окно и вижу плоды своих желаний.
Я забралась с ногами на диван и раскрыла книгу: "Маг может воздействовать на инстинкты, чувства и разум людей посредством взгляда, слова или движения. И не только на людей, но и на природу, так как он воплощает в себе великую силу, данную ему свыше". Ну, допустим. А как воздействовать-то? Произносить заклинания, размахивать руками, варить лягушек с мухоморами и употреблять эту гадость внутрь?
Я подошла к окну. Моросил дождь. Ну и погодка в Энске… то снег, то дождь… Так. О чем я? Да, как воздействовать? Вот, к примеру, захочу я, чтобы во-о-он тот мужчина вдруг развернулся на 180 градусов и пошел в обратную сторону. И что, пойдет? Мужик в заметной красной куртке, которому я пожелала развернуться, вдруг застыл, как-то дернулся, по-солдатски сделал "нале-во", еще раз "нале-во" и строевым шагом зашагал… в обратную сторону! Да куда ж ты придешь-то? Стой! Мужик остановился… Иди, куда шел… Некоторое время красная куртка еще маячила среди мокрых кустов, но затем скрылась за пеленой дождя.
Я застыла возле окна, как гипсовая спортсменка, только прижимала к груди не весло, а старинную книгу. Мало того, что я теперь знаю, что делает человек, чью вещь я держу в руках, что могу дать в ухо с трех метров, что вижу мысли, так еще и людьми двигаю, как шахматными фигурами.
Какое-то время я тупо смотрела, как скатываются со стекла дождинки — как слезы. В своем возрасте я научилась кое-как контролировать речь — сначала думаю, а потом говорю. И то не всегда… Бывает, что и сорвется… Но контролировать мысли? И что, мне теперь никого и в мыслях нельзя послать куда подальше — уйдут и не вернутся?
Я снова открыла книгу — наугад. Как работать с зеркалами. Уже кое-что. Если перевести на современный язык, смысл в том, что любая отражающая поверхность может стать для мага порталом в другую реальность. Портал у меня уже есть — в спальне. Как сказала Тюня, дверь в прошлое. Для чего Луиза положила в чемодан еще одно зеркало? Я в него смотреть не буду, пока не узнаю, в чем там фишка. Но в книге про это ничего нет.
Я посмотрела на часы — пять вечера. Как быстро время прошло — вот только что было два. Не может быть, чтобы я с книгой у окна провела три часа. От силы двадцать минут… А вдруг я за свои эксперименты расплачиваюсь временем собственной жизни? Я засунула книгу в желтый чемодан, туда, где неизвестно для чего лежало зеркало, и щелкнула замком на крышке. Спрячу подальше…