– Давай-ка обо всем сначала и по порядку, Чарли, в точности как было. – Мак-Айвер взглянул на жену, которая стояла замерев. – Ты хорошо себя чувствуешь, Джен?

– Да-да. Я… пойду приготовлю чайку. – Обоим мужчинам ее голос показался очень высоким и слабым, и она прошла на маленькую кухоньку.

Петтикин, дрожа, присел на край стола.

– Насколько точно я запомнил, Руди сказал следующее: «У меня здесь офицер из иранских ВВС и я должен официально знать…» Потом другой голос заговорил по громкой связи: «Говорит майор Казани, служба разведки ВВС! Я требую немедленного ответа. НВС 212 принадлежит компании S-G или нет?» Чтобы выиграть время, я сказал: «Погодите минутку, я найду папку». Я подождал, надеясь, что Руди мне что-нибудь подскажет, но ничего не услышал, поэтому решил, что информацию дать можно. «Да», говорю, «ЕР-НВС – один из наших 212-х». Руди тут же взорвался и разразился такой руганью, какой я от него раньше никогда не слышал, а потом сказал что-то вроде: «Клянусь Богом, это ужасно, потому что НВС попытался удрать в Ирак, и иранские ВВС совершенно правильно сбили этот вертолет, разнесли его и всех, кто в нем был, к чертям собачьим, чего они и заслуживали… кто, черт подери, его пилотировал, и кто, черт подери, был на борту?!» – Петтикин смахнул со лба ручеек пота. – Наверное, я и сам выругался, немножко расклеился, точно даже не помню, Мак, потом сказал что-то вроде: «Это ужасно! Погоди… я возьму журнал полетов», надеясь из последних сил, что мой голос звучал более-менее нормально. Я взял журнал, увидел зачеркнутое имя Ноггера Лейна и рядом приписку «болен», потом имя Тома Локарта и твою подпись, разрешающую выполнение чартерного рейса. – Он беспомощно посмотрел на Мак-Айвера – Было ясно, что Руди не хотел, чтобы я называл Тома, поэтому я просто сказал: «Согласно нашему журналу вертолет никому не приписан для выполнения рейса…»

Мак-Айвер побагровел.

– Но если ты ска…

– Это было лучшее, что я смог придумать на тот момент, черт возьми. Я сказал: «Вертолет никому не приписан для полета». Руди опять начал чертыхаться, но мне показалось, что голос у него теперь звучал по-другому, с каким-то облегчением, что ли. «Черт подери, о чем вы говорите?» – сказал он.

«Я просто говорю вам, капитан Лутц, что согласно нашим записям в журнале полетов, НВС по-прежнему находится в ангаре в Дошан-Таппехе. Если его там нет, его, должно быть, угнали», – говорю я, предполагая, что голос мой прозвучал убедительно. Мак, я шарил наугад, я и до сих пор не знаю, в чем тут проблема. Потом этот другой голос сказал: «Этот вопрос будет немедленно передан наверх по инстанциям. Я требую, чтобы вы немедленно предоставили ваш журнал с записями разрешений на полеты в мое распоряжение». Я ему говорю, хорошо, куда вам его прислать. Это его немного сбило с толку, потому что, конечно же, мы никак не могли бы предоставить ему журнал немедленно. В конце концов, он сказал, чтобы мы сохраняли все наши записи в неприкосновенности, а указания нам пришлют позже. Потом к микрофону подошел Том и сказал что-то вроде: «Капитан Петтикин, пожалуйста, передайте мистеру Мак-Айверу мои извинения за опоздание из отпуска, но из-за снегопадов я оказался запертым в деревеньке к югу от Керманшаха. Я прибуду сразу же, как только смогу». – Петтикин выдохнул, бросил взгляд на Дженни, потом опять на Мак-Айвера. – Вот и все. Больше ничего. Ну, и что вы думаете?

– По поводу Тома? Не знаю. – Мак-Айвер, тяжело ступая, подошел к окну, и Петтикин и Дженни увидели, какой тяжестью легло на него все это.

На подоконнике лежал снег, и ветер немного усилился. Вдалеке раздавалась беспорядочная стрельба, винтовочная и автоматическая, но никто из них ее не замечал.

– Дженни?

– Я… это лишено всякого смысла, Чарли, совершенно всякого смысла, если говорить о Томми. – Слабея, она налила закипевшую воду в заварочный чайник, чашки уже стояли на столе, она была рада, что ее рукам нашлось хоть какое-то занятие, чувствуя себя беспомощной, и ей хотелось разрыдаться, хотелось закричать от несправедливости всего произошедшего, она понимала, что Том и Дункан в ловушке – ее Дункан подписал план полета, – знала, что не может ни словом обмолвиться ни об Аннуш, ни о детях, ни о Валике – если они были на борту, они должны были быть на борту, но тогда кто пилотировал вертолет, если это был не Томми? – Угон… ну, Томми ясно указан в разрешении здесь, и Дункан тоже. Разрешение на полет также находится у тегеранских властей. В этом разрешении стоит имя Дункана, поэтому угон не… особого смысла в этой идее нет.

– Теперь я и сам вижу, но в тот момент эта история показалась мне подходящей. – Петтикин чувствовал себя ужасно. Он поднял со стола журнал с записями. – Мак, а может, нам это потерять, избавиться от него?

– В тегеранском центре управления полетами все равно остается оригинал, Чарли. Том дозаправлялся, об этом тоже где-то будет запись.

– В обычное время да. Но теперь? Со всей этой неразберихой?

– Возможно.

– А может, нам удастся заполучить обратно и оригинал?

– Да брось ты, ради Бога, на это ни единого шанса нет, скорее ад замерзнет.

Дженни начала разливать чай в три чашки. Молчание сгущалось. Терзаясь и мучаясь, Петтикин сказал:

– Я все-таки не понимаю, как это получается, если Том взлетел из Дошан-Таппеха, а потом… если только вертолет не угнали по дороге или когда он дозаправлялся. – Он раздраженно взъерошил пятерней волосы. – Это должен быть угон. Где он дозаправлялся? В Ковиссе? Может, они смогут помочь?

Мак-Айвер не ответил, он просто стоял и смотрел в ночь. Петтикин подождал, потом полистал журнал, нашел нужный дубликат и снова поднял глаза.

– Исфахан? – удивленно пробормотал он. – Почему Исфахан?

Мак-Айвер опять не ответил.

Дженни добавила в чай сгущенного молока и протянула одну чашку Петтикину.

– Мне кажется, ты очень хорошо справился, Чарли, – сказала она, не зная, что еще сказать. Потом она отнесла вторую чашку Мак-Айверу.

– Спасибо, Джен.

Она увидела его слезы, и ее собственные слезы хлынули из глаз. Он обнял ее одной рукой за плечи, думая об Аннуш и о рождественской вечеринке, которую они с Дженни устроили для детишек всех своих друзей, так недавно это было – маленькие Сетарем и Джалал, звезды всех игр и конкурсов, такие удивительные дети, теперь обугленные тела или мясо для стервятников.

– Хорошо, что с Томми так получилось, дорогой, не правда ли? – произнесла она сквозь слезы, забыв о Петтикине. Петтикин, смущенный, вышел и закрыл за собой дверь, они и не заметили его ухода. – Хорошо, что с Томми так получилось, – сказала она снова. – Хоть это-то хорошо.

– Да, Джен, хоть это-то хорошо.

– Что мы можем сделать?

– Ждать. Мы подождем и посмотрим. Будем надеяться всем сердцем, что они не погибли, но… почему-то я знаю, что они были на борту. – Он нежно вытер ее слезы со щек. – Только вот в воскресенье, Джен, когда полетит 125-й, ты отправишься на нем, – мягко сказал он. – Я обещаю, что только до тех пор, пока мы со всем этим не разберемся – но в этот раз ты должна полететь.

Она кивнула. Он выпил свой чай. Вкус у чая был превосходный. Он улыбнулся, глядя на нее сверху вниз.

– Умеешь же ты приготовить чашку чая, Джен, – сказал он, но его слова не прогнали ее страх, не унесли с собой ее горя и не утолили ее ярости, вызванной всеми этими убийствами, бесполезным и трагичным насилием, беззастенчивым присвоением их средств к существованию, или тем, что все это старило ее мужа сильнее, чем годы. Тревога убивает его. Она убивает его, думала Джен с нарастающим гневом. И тут в одно мгновение ответ пришел к ней.