– А слава?

– Не части граблями! Слава… – Снари ненадолго замолчал. – Со славой, верно, не совсем ладно выходит.

– Как это? – Нафни продолжал сгребать полусухое сено с излишним рвением, так что чуть не половина разлеталась.

– Если ты ярл, или кормчий, или скальд, и свое дело знаешь, слава тебя найдет. Или даже, к примеру, кузнец… Вон, на новых хейдабирских мечах «Ульфберт» по лезвию прописано [149] … А если ты просто сено косишь, ячмень или рожь сажаешь, овцекоров доишь… Дело твое идет, так будешь сыт да богат, а вот славы не увидишь. А ведь мы, бонды, и ярла, и скальда, и кузнеца – всех кормим.

– Так на каждом зернышке имя свое не напишешь, – попытался найти объяснение Йокуль.

– Погоди. Вот ты сам, один год бонд, другой воин, третий кормчий, теперь опять бонд, и славой не обойден! – Нафни с восторгом глянул на Снари, чуть не споткнувшись о собственные грабли.

– Тоже верно, – подтвердил Ламби. – Карли из-за Скулистофта тебя, может, на два года старше. Сперва гаевщик, потом разведчик, потом гребец, а теперь Хельги ярл его лендманном поставил.

– Или вот дядя Кьяр… Пять лет назад, мы так же с ним сено косили, как сейчас с тобой косим, а теперь о нем песни поют… Надо было мне с ватагой пойти на юг, мою долю славы искать!

– В другое время, всяк бы тебе сказал: «Иди!» – ловчий подравнял копну, перекошенную неосторожным движением Кьярова племянника. – Но на юге странные дела творятся. Йормунрек и его дроттары словно на весь круг земной в набег пошли.

– Не только на юге. Йокуль с Хемингом да Хеминговым братом, как его зовут… – Снари вытер тыльной стороной правой руки лоб. – Неважно. Они в Свитью за дегтем ходили, рассказывали, что на деревьях мертвецы висят, хутора пустые стоят, откуда тех, кто новую подать конунгу не платил, выгнали, а по слухам, дальше на север один ярл своих же бондов в рабство обращает.

– Точно, и троллям продает! – Ламби кивнул. – Там, говорят еще, самой холодной зимой, под солнцеворот, Один ездит по лесам на санях и проверяет, кто какие жертвы ему приносит, так что у каждой деревни, дроттары наряжают для него большую ель коровами, оленями, собаками, лошадьми, и беглыми рабами. Сани запряжены восьмеркой оленей, а сам он в красной шапке с горностаевой оторочкой, в шубе, крытой красным сукном, и с мешком, а в мешок он живые души собирает, всех, кого в его честь замучили.

– Верно, но ты вот какой страхоты от Йокуля не слышал, – удовлетворившись состоянием копны, Снари побрел грести следующую. – В самую долгую зимнюю ночь перед солнцеворотом, когда устраивают пир в честь Одина, блот, к тому же священному дереву живьем привязывают красивую деву, тоже в красной шубке, шапочке, и сапожках. Замерзнет за ночь, или волки ее уволокут – значит, Один принял жертву.

– Так дёготь в Свитье купили-то? – спросил ловчий.

– На Нёт-острове у венедов взяли, – объяснил Йокуль. – Мало и дорого.

– Нуитская дурь, она всей торговле вредит, – ввернула Благута.

Ламби кивнул, не то в согласии, не то чтоб зря не связываться, и вновь обратился к Нафни:

– Раз уж тебе, молодец, так дома не сидится, мог бы на пару лет за славой податься не на юг, а на запад, с Любопытным Зверем или еще каким кораблем в Винланд. Там у Асы с Ксамехеле-ярлом во Фрамиборге охотиться на лютых волков, или древние альвские сокровища искать. Хотя с такими делами прямо через море от нас, сильные бойцы с мечами и поближе к дому…

Ламби замолчал и прислушался:

– Снари, помоги мне с колотушкой у телеги, а то у граблей что-то ручка ослабла.

Дойдя до телеги, ловчий вытащил из-под шкур на колотушку, а лук и стрелу, тут же нацелив оружие через межу в сторону кустарника в перелеске. Кормчий схватил копье и встал рядом.

– А ну выходи! – Йокуль погрозил в направлении перелеска двузубыми вилами. Поскольку зубцы были на две пяди окованы железом, а рукоять перехвачена железными кольцами, те же вилы могли запросто сойти и за боевую рогулину.

Кусты зашевелились.

– А, это медведь пещерный жирует! – нарочито громко сказал Ламби. – Сейчас я его стрелой подниму, а ты на рогатину примешь!

– Не стреляй, лендманн, – раздалось наконец из кустов.

Ветви ирги, на которых качались почти созревшие синеватые яблочки размером с крупную малину, раздвинулись. Взорам карлов предстали двое в некрашеных туниках из конопляной холстины со следами недавнего погружения в воду, путешествия через колючки и, судя по бурым пятнам, катания по куче свежего кабаньего помета. Он был подпоясан мечом, благоразумно оставленным в ножнах, с мешком за плечами. Она несла в руках изрядных размеров корзину с крышкой. Возрастом пришельцы оказались примерно посередине между Снари и Нафни, низкорослые, всклокоченные, со странным цветом кожи. Если про Рагнхильд поговаривали, что кто-то из ее предков на женской стороне сблуднул с альвом, при виде вышедших из кустов возникали подозрения, что их бабушки крутили шуры-муры с двергами, а то и с троллями, из тех, что помельче.