– Насколько вероятно, чтобы у старого Хёрдакнута было семь внучек, и ни единого внука? – вестница осторожно отодвинула в сторону пушистый хвост котка и положила письмо Кирко на стол.

– Старого? Он нам с тобой в сыновья годится, – ответил Плагго, возившийся в свете трехфитильной жировой лампы с подаренным Бельданом прототипом эолипила, вывернутого наизнанку, так что струя пара вращала ось с часто насаженными на нее лопастями. – Что ж, мальчишки родятся чуть чаще, чем девчонки. Стало быть, такое может приключиться не больше, чем один раз из ста двадцати восьми. Хотена у Найдены, Умита и Шу-ман у первой жены Хельги, Тейя у второй жены Хельги, Оск у Нидбьорг с Хаконом Добрым, Соми-Оната у Асы и Ксамехеле Сильного, и теперь вот Гуннхильд у Тиры с Гормом. Что еще удивительнее, ни одна малютка не умерла.

– Это как раз теперь неудивительно. Вот о чем еще я думаю, – Звана взглянула на стопку листов со списком первой части «Упадка и падения багряной гегемонии,» присланной новым йеллингским грамотником с предыдущим кораблем. – Твой ученик все время пишет, как то или иное действие повернуло ход истории. Например, когда Бейнир женился на Беляне. Или когда Адальстейн приютил Хакона. Но у него все эти действия непременно предпринимаются владыками.

– Хёрдакнут, когда приезжал с подарками для Найдены и Хотены, все хвастался, как его тяжелая конница доконала сперва Гнупу, а потом и Фьольнирово войско. Скорее историю все-таки направляют не владыки прямиком, а всякие нововведения. Конница, порох, паровые машины.

Плагго удовлетворенно прислушался к повышающемуся гудению маленькой паровой турбины.

– И в этом есть истина, – согласилась вестница. – Но, сдается мне, не вся. Есть вещи, что меняют круг земной не так нарочито, но бесповоротнее. Например, мыло, или бумага из слонового помета. Беляна как раз повернула историю, но не столько тем, что вышла за Бейнира, сколько тем, что научила Щеню с Гуннлауд принимать роды с мылом и кипяченой водой. Теперь гораздо больше народа родится и выживет, и всех нужно будет как-то прокормить.

– Что ж, в земном круге много свободного места. А даже если и кончится… – мистагог медленно поднялся, помогая себе посохом из черного дерева Нотэпейро, и сделал шаг к окну.

Сквозь неровную поверхность стекла, над тенями высоких хором и башен в полуночном небе ярко горело подвижное светило, называемое танами Драйгенстьярной. Плагго растворил створки, впуская в покой прохладный вечерний воздух.

– Лада, помоги.

– Что у тебя на уме?

Бывший пресбеус багряной гегемонии указал на громоздкую, старого образца, зрительную трубу на треноге, служившую вешалкой для шапок в дальнем углу покоя. Вдвоем, Плагго и Звана пристроили устройство у окна. После долгой и довольно мучительной возни, старец, сев на пол, наконец поймал Драйгенстьярну в поле зрения, и удовлетворенно сказал, вглядываясь в перевернутое и слегка подрагивающее изображение:

– Все, как Тихомысл говорил. Когда он ногу сломал после того полета со стены на крыльях, полторы луны не мог ходить, и зрительной трубой развлекался. Путное вышло из его развлечения. Смотри!

Мудрец отодвинулся в сторону. Мертвая вода, приводившая в действие турбину, подходила к концу, и ее гудение стало понижаться. Звана некоторое время возилась с резкостью, потом оторвалась от стекла и взглянула на Плагго.

– Свентана, светлая невеста, – увиденное настолько впечатлило Звану, что из ее уст вырвалась совершенно неподобающая вестнице божба. – Горы и льды? Это не светило вовсе, а круг земной, подобный нашему?

– Посуше и похолоднее, сдается мне, но и там, возможно, удастся прожить. Конечно, надо сперва придумать, как туда добраться, но здесь у меня есть некоторая надежда на Тихомысла.

– Может, он что-нибудь и сообразит, – Звана снова прильнула к стеклу. – Если сперва не угробится. А не он, так Лисенька.

– Жалко, окна на юг нет, а то я бы тебе еще звезду Йорра показал. Это вовсе не звезда, и уж тем более не ноготь. Может, завтрашней ночью. Хоть времени у нас с тобой осталось и не так много, зато каждый день – наш, а то, что под носом все расплывается – невелика беда, если окоем виден четче.

Сидевшие на полу у направленной вверх зрительной трубы мистагог и вестница взялись за руки.

– Что ж я раньше сюда не вернулся? – Кнур в унынии сидел на корточках у небольшой горки разноцветной пыли – это было всё, что осталось от машины, делавшей свет. – Годами десятью раньше, может, еще цела была бы…

Горм, склонившийся и внесенных в полый холм носилок с Ханом, поправил лежащему на боку псу ухо с выкушенным винландским лютым волком треугольником, и ответил:

– Не пеняй, что было, то было. Потом, это не только машина. Весь курган состарился, как будто не двадцать два года прошло, а две тысячи.

Действительно, от покойника в домовине с хрустальной крышкой остался только скелет в истлевшей справе, таинственный металл потемнел и покрылся выемками с крошившимися краями, кладка в подземном ходе полностью обвалилась, да и крыша начала проседать. Хан слегка повернул голову и лизнул руку конунга. Тот погладил по-прежнему роскошную гриву и вздохнул.