— Это очень важные сведения, мой господин. Чужеземцы, оказывается, не так уж и неуязвимы. Они подвержены недугу, никогда не поражающему наших соотечественников.

Мотекусома неуверенно кивнул, и все члены Изрекающего Совета последовали его примеру, также не рискуя пока высказывать определенное суждение. И только один старец в зале оказался неучтивым настолько, что позволил себе высказать свое мнение. Это был, разумеется, я.

— Прошу прощения, господин Змей-Женщина, но, по моему разумению, множество наших людей поражено тем же самым недугом. Ибо имя ему — обыкновенная алчность.

И Тлакоцин, и Мотекусома бросили на меня раздраженные взгляды, и больше я уже не встревал. Гонцу было велено продолжать, но тот почти завершил свой рассказ.

Вождь Табаско, по его словам, получил мир, когда на побережье доставили по приказу правителя просто горы золотых изделий из всех подвластных ему земель. Здесь были сосуды и цепи, изображения богов и украшения из кованого золота, даже просто золотой песок и самородки.

Едва увидев это, белый человек, который, очевидно, был командиром, нетерпеливо спросил, где индейцы добывают этот врачующий сердца металл. Правитель Табаско отвечал, что его находят в разных местах Сего Мира, но больше всего золота принадлежит Мотекусоме, поскольку в столице Мешико находится самая обширная сокровищница. Белых людей, похоже, весьма воодушевили эти слова, и они поинтересовались, где находится этот город. Вождь Табаско объяснил, что их плавающие дома могут подойти близко к Теночтитлану, если поплывут дальше вдоль побережья, на запад, а потом свернут на северо-запад.

— Да уж, удружили нам соседи, нечего сказать, — проворчал Мотекусома.

Кроме того, правитель Табаско подарил белому командиру и его помощникам двадцать красивых молодых женщин. Девятнадцать привлекательных девственниц он выбрал сам, а двадцатая вызвалась добровольно, а поскольку двадцать число священное, то эта цифра позволяла надеяться, что впредь боги избавят ольмеков от подобных гостей.

— Таким образом, — заключил гонец, — белые люди погрузили все золото и девушек на большие каноэ, а затем перевезли на еще большие плавающие дома. К огромной радости всех жителей побережья, дома эти, развернув свои крылья, в день Тринадцатого Цветка отплыли на запад, держась в пределах видимости от суши.

Мотекусома проворчал что-то еще, старейшины его Совета сбились в кучку, вполголоса обсуждая услышанное, а дворцовый управляющий выпроводил гонца из зала.

— Господин Глашатай, — почтительно промолвил один из старейшин, — сейчас идет год Первого Тростника.

— Спасибо, что просветили, — резко откликнулся Мотекусома. — А то я без вас этого не знал!

— Но возможно, — подал голос другой старец, — от внимания моего господина все же ускользнула одна весьма важная деталь. Существует легенда, что именно в год Первого Тростника Кецалькоатлю исполнилась первая вязанка лет. И опять же по преданию именно в тот год Первого Тростника его враг бог Тескатлипока обманом напоил Пернатого Змея допьяна и склонил к совершению чудовищного греха.

— Греха, — подхватил еще один советник, — заключавшегося в том, что Кецалькоатль совокупился с собственной дочерью. Протрезвев, он узнал о совершенном им злодеянии и, движимый угрызениями совести, принял решение отречься от престола и уплыть на плоту в Восточное море.

— Но, уплывая, — встрял еще один из членов Совета, — бог обещал вернуться! Ты понял, мой господин? Пернатый Змей родился в год Первого Тростника и исчез тоже в год Первого Тростника. Разумеется, это всего лишь одна из многочисленных легенд, тем паче что с той поры миновали бесчисленные вязанки лет. Но поскольку нынче опять наступил год Первого Тростника, не стоит ли нам задаться вопросом?..

Старец не закончил, и вопрос его повис в воздухе, поскольку лицо Мотекусомы побледнело и стало почти таким же, Как у белого человека. От потрясения он лишился дара речи, ведь напоминание об этом совпадении дат прозвучало сразу вслед за сообщением гонца, что люди, прибывшие из-за Восточного моря, явно вознамерились искать Теночтитлан. Хотя не исключено, что он побледнел от скрытого в словах мудреца намека на сходство между собой и Кецалькоатлем, отрекшимся от трона, устыдившись собственного греха. К тому времени у Мотекусомы имелось великое множество детей всевозможных возрастов от самых разных жен и наложниц, и одно время злые языки болтали, что владыка состоит в непозволительных отношениях с двумя или тремя собственными дочерьми. Короче говоря, Чтимому Глашатаю было о чем задуматься, но тут неожиданно в зале вновь появился дворцовый управляющий. Он поцеловал землю и попросил разрешения объявить о приходе других гонцов.

На этот раз пред нами предстали четверо посыльных из страны тотонаков, расположенной на восточном побережье. Они сообщили о появлении в их землях тех самых одиннадцати кораблей с белыми людьми. Появление разных гонцов в один день, буквально друг за другом, было еще одним совпадением, тревожным, но вполне объяснимым. Между отплытием кораблей от берегов ольмеков и появлением их в водах тотонаков прошло около двадцати дней. Однако земли тотонаков находились почти непосредственно к востоку от Теночтитлана, и нас связывали проторенные торговые пути, тогда как гонцу из страны ольмеков пришлось добираться более длинной и трудной дорогой, так что ничего особо загадочного в том, что Мотекусома почти одновременно получил два сообщения из разных мест, не было. Правда, это вряд ли могло послужить нам утешением.

Тотонаки — народ невежественный, они не владели искусством рисования слов, а потому вместо документа с описанием событий прислали четырех гонцов, выучивших послание их правителя, господина Пацинко, наизусть, слово в слово· Хочу заметить, что такого рода посланцы были почти столь же полезны, как и письменные сообщения, ибо они могли повторять то, что запомнили, снова и снова, столько раз, сколько потребуется. Правда, им был присущ и недостаток письменного текста: выспрашивать у этих людей дополнительные подробности не имело смысла. Если что-то из переданного гонцами казалось нам непонятным, то они, сколько ни спрашивай, только повторяли, как попугаи, все то же неясное место. Столь же бесполезно было просить их изложить собственное мнение, ибо гонцы были полностью сосредоточены на запоминании.