– И Россия окажется в дерьме по самые уши, – подвел итог Орлов. – Не говоря уже о том, кто всем делом будет заниматься? Ванька с Васькой? Левка со Славкой? – Он указал на Гурова и Крячко. – Нужна группа профессионалов, верных, технически оснащенных. Оперативников я найду. Но как получить разрешение на создание такой группы, не оповестив лиц заинтересованных?

– Россия окажется в дерьме из-за того, что один, даже очень высокопоставленный чиновник коррумпирован? И выявили его русские сыщики! А сейчас мы все в белом, хотя на Западе пресса трубит: «Красная дорога белой смерти». В начале разговора ты, Петр Николаевич, сказал, что двум богам не служат. Мы согласны. Ты при погонах, на службе у властей предержащих, мы – частные сыщики, законопослушные граждане. Мы изложили свои соображения другу, старому сыщику. Ты решай, тащить наше барахло в генеральский кабинет или оставить на этой кухне. Как создать группу, нужно ли ее создавать вообще, как уберечься от прессинга чиновников? Такие вопросы решает генерал, начальник главка, а не мы, сирые и убогие.

– Ничего, настанет мой день! – Орлов встал, подтянул тренировочные штаны, вынул из буфета бутылку коньяка. – Настанет мой день! Я возьму сучковатую палку, и тогда, Лева, посчитаемся!

– Станислав! – Гуров рассмеялся. – Этот кряжистый пень прост, как передовица коммунистической «Правды». Сейчас мы должны стоять на четвереньках, так как мы мелочь штатская, а он генерал. А потом он не даст нам подняться, потому как возьмет в лапу сучковатую дубинку. Ну, давай, Станислав, выпьем за его здоровье и терпение!

– Как ни мучилась, а родила! – Крячко опрокинул стакан и перекрестился. – Ну, так как я окончательно ссучился, стучу на друга, то вновь поднимаю вопрос. – Он обсосал дольку лимона, чуть было не сплюнул под ноги. – Что будем делать с настырным парнишкой, который забавы ради прихватил винтарь с оптикой и топчется под окнами?

Прошло три дня. Ивана Прокофьевича Жмыха похоронили скромно, но вполне достойно, с цветами, фальшивыми словами и пьянкой, организованной заместителем покойного, который и возглавил довольно жалкую коммерческую деятельность СП. Юрий Петрович Еланчук бездельничал, отсиживал в своем кабинете положенные часы, порой проверял охрану, исправность сигнализации. Виктор Жеволуб, ранее возивший и охранявший Валентино и в нужный момент оказавшийся у зубного врача, поступил в распоряжение Еланчука. Выяснилось это крайне просто. На следующий день после похорон, когда бывший гэбэшник еще не ознакомился с газетами, раздался стук в дверь.

– Не заперто, – привычно сказал Еланчук, разворачивая «Московский комсомолец».

Дверь приоткрылась ровно настолько, чтобы пропустить грузную фигуру Жеволуба.

– Здравствуйте, Юрий Петрович, – тихо сказал он. – Разрешите? Надеюсь, не помешал?

– Виктор? – Еланчук отложил газеты, смотрел удивленно. – Ты не заболел? Стучишь, а не открываешь дверь ногой, здороваешься, бормочешь вежливые слова. Прямо чудеса в решете.

– Я поступаю в ваше распоряжение, Юрий Петрович, – Жеволуб тяжело вздохнул и вытянулся. – Такие дела, приказано.

Еланчук догадывался, что доверенный покойного имеет свою связь и служит водителем, охранником и осведомителем. Мафиози секретничали, но гэбэшник в своей жизни знал столько секретов, что новые его совершенно не интересовали. Он ничего у Жеволуба не спросил: ни кто приказал, ни кому это нужно.

– Присаживайся, – Еланчук указал на стул, подождал, пока охранник усядется, добавил: – Кое-какие бумажки просмотрю и побеседуем.

Жеволуб молча взгромоздился на стул. Еланчук открыл папку, в которой лежали уже просмотренные документы. Гэбист давно разобрался в сидевшем напротив человеке. Он небольшого ума, но отнюдь не дурак, каким хочет казаться, хитрый, хорошо знаком с оперативной работой, сам служил много лет. Организация имеет с охранником прямой контакт и ценит его как исполнителя, человека, которым легко манипулировать.

Еланчук не обращал на него особого внимания, общался с ним только в присутствии Валентино, терпел наглость, как терпят злую собаку своего хозяина. Теперь ситуация изменилась, «простак» с пистолетом, человек хитрый и сравнительно опытный, поступил в его непосредственное распоряжение. Как себя с ним вести? Верить ему, конечно, нельзя, но взаимоотношения смягчить, создав определенную дистанцию, надо. Приняв решение, Еланчук закрыл папку, отодвинул, сказал:

– Значит, бить мне, паршивому интеллигенту, морду ты раздумал.

– Юрий Петрович! – возмутился Жеволуб. – Как вы могли подумать?

– Конечно, я не прав, – Еланчук озорно подмигнул. – Ты не раздумал, лишь отложил мордобой до лучших времен. Я тебе вот что скажу, дорогой ты мой. Мне приходилось работать с ребятами и глупее, и менее образованными, и круче сваренными. Как видишь, я жив, слава богу, здоров. – Он посмотрел на свои холеные руки, словно благодаря именно этим рукам и сохранил жизнь и здоровье. – Ты такой и совершенно ни в чем не виноват. Ты не поверишь, выйдя за дверь, станешь смеяться, но я на тебя не сержусь, зла не имею и отыгрываться за прошлое не собираюсь.

Он замолчал, выждал, пока охранник перестанет изучать пол и поднимет глаза, посмотрел в них проникновенно.

– А мог бы, Виктор, расправиться с тобой легко и просто. Ты мне веришь?

Жеволуб пробурчал нечленораздельное и вновь уставился в пол.

– Не понял. Ответь, пожалуйста, внятно.

– Верю, шеф! – Охранник расправил широкие плечи.

– Смешной ты, Витя, сил нет, – Еланчук покачал головой. – Вот ты подумал, как бы здорово врезать этому хлыщу, то есть мне, твоему непосредственному начальнику. Мысли у тебя короткие, как у Буратино. А ведь парень ты, по сути, неглупый и, когда надо, очень сообразительный. Ты ко мне быстро привыкнешь, мои костюмчики, платочки и то, что я матом не ругаюсь, перестанешь замечать. Сегодня ты выходной, опохмелись, но знай меру. Будь здоров.