Шрифт:
«Косилов не врал. Эта хрень работает!»
…Слушай, Миш, ты мне вообще веришь? Хоть чуть-чуть?.. А то, блин, сижу тут перед тобой, как Долорес Клейборн, чуть ли не под запись все выкладываю, а ты только головой киваешь. Был бы в этом прок хоть какой-нибудь… Ладно, не обижайся, сделай поправку на мое состояние и положение. Ты наверняка в такой жопе не бывал ни разу… Да ну, не спеши, я еще до конца не рассказал…
Что было дальше? А дальше, Мишка, началась вообще какая-то чушь…
Я продолжал медитировать на кухне. Выйти к жене смелости не хватало — объяснить метаморфозу, произошедшую с моим лицом, я бы не смог, даже несмотря на пять с половиной курсов факультета журналистики, — а чтобы позвонить Сергею, нужно было вернуться в кабинет. Не помню точно, но, кажется, я в тот момент материл Светку последними словами, умоляя ее выйти из дома.
Знаешь, когда сильно чего-то хочешь, оно, блин, случается. Только надо ОЧЕНЬ СИЛЬНО хотеть. Или очень сильно материть.
Я услышал фразу, брошенную Светкой уже из прихожей, которая в иных обстоятельствах могла надолго вогнать меня в ступор, но поскольку я уже был там, то практически не среагировал.
— Вавилов, я пошла! — крикнула она, щелкая замками своей сумочки. — За вещами приду завтра в обед. Постарайся исчезнуть на это время, не могу тебя видеть!
И все. Она грохнула дверью. От ее интонации остались неприятные ощущения — так обычно говорят люди, которые решили для себя что-то окончательно и бесповоротно. Такие своих решений не меняют.
Но вряд ли я сильно беспокоился об этом в тот момент. Я отправился в свой кабинет, выкопал из-под одеяла на диванчике мобильник, набрал номер Косилова. Я даже не знал толком, что ему скажу, мне просто хотелось услышать его бестолковое заикание.
Увы, меня ожидал чудовищный по своему воздействию облом. Аппарат Косилова был вне зоны действия… либо выключен.
Я потер торцом трубки вспотевший висок, подошел к окну, отдернул занавеску. Светлана шла по двору и с кем-то разговаривала по телефону.
«Кхм, ей повезло больше», — подумал я.
На одном плече у жены висела ее любимая рыжая сумочка, на втором — плотно набитая спортивная сумка. Стало быть, она действительно собирает вещи. С кем же она так энергично ругается по телефону? Обсуждает свои действия с любовником? Вполне возможно.
Я отвернулся и оглядел свой неприбранный кабинет. Это была самая маленькая комнатка в нашей «трешке». Когда-нибудь она могла стать детской комнатой, но это теперь уже под большим вопросом. Я люблю детей, но если верно утверждение, что женщины заводят потомство только с мужчиной, в котором полностью уверены, то отчасти справедливо и аналогичное мнение относительно самих мужчин — я хочу доверить своего ребенка достойной женщине, умеющей радоваться жизни. А чему его может научить депрессивная особа? Тому, что все мужики — твари, и поэтому лучше оставаться поближе к маме?..
Черная сумка стояла под письменным столом. Увидев ее, я вздрогнул. В груди снова ухнуло, и снова от шеи к копчику побежали мурашки. Серега знал, что делал, когда предлагал мне оставить камеру у себя. Ему, видимо, уже хватило приключений выше крыши, теперь моя очередь.
Интересно, что я собираюсь с ней делать?
«Разбей ее и забудь, что это было», — советовал мой разум. Вернее, та его часть, что до сих пор любила мультфильмы и манную кашу по утрам. К этому типу я прислушиваюсь чаще, чем ко Второму. Но Второй иногда бывает более убедительным.
Знаешь, в то самое утро у меня началось классическое и многократно описанное в литературе противостояние двух половин. Я когда-то считал эти перебранки изящной выдумкой романистов, эдакой психологической виньеткой, но, честное слово, с возрастом я стал почти физически ощущать, как во мне разговаривают двое, причем один из них — законченная падла.
«Ты представляешь, что за штука попала в твои руки?! — принялся за свое Второй. — Ты хоть можешь вообразить себе, чего с ней можно наворотить?!»
— Пошел вон… — прошептал я вслух. Лоб у меня опять покрылся испариной.
Но Падла не унималась.
«В твоей жизни никогда не происходило ничего экстраординарного. Родился, учился, влюблялся, сношался, женился… и все просрал. Всё! Дальше что? Болван, эта штука перевернет всю твою жизнь, если ты научишься правильно ею пользоваться».
Я хмыкнул. Правильно пользоваться? Как?! Она же убивает!
«Брось, — бубнил Второй, — убивают монтировкой, пистолетом, ножом, бомбой, словом. Видеосъемкой не убивают. Во всяком случае, это необъяснимо и недоказуемо. Это из области мистики, а мистика — достояние Голливуда. Ты не можешь за это отвечать».
— Но…
«Хорош скулить! Возьми ее!!!»
От последнего крайне сексуального «вопля» я чуть не вздрогнул. Я шагнул в комнату, склонился над сумкой. Несколько секунд молча смотрел в черноту ее внутренностей, потом сунул туда руку…
Миша, ты мне не поверишь, но она была теплая!
Я отдернул руку, словно меня ужалили. Я готов был поклясться, что камера нагрелась, будто последние несколько часов работала напропалую. Такого не может быть, я же ее выключил!
Я снова дотронулся до аппарата. Сомнений быть не могло. Я вынул камеру из сумки, оглядел со всех сторон. Черт возьми, это самая обычная видеокамера, одна из тех, что используются на телевидении для выездных съемок. Что с ней случилось?