«А с другой стороны, Миша, ты должен дожать Саакяна! Если ты бросишь это дело, то проиграешь, и всем твоим сегодняшним пафосным обвинениям — грош цена. Вам двоим никогда не сидеть на одной поляне. Сделай его!»

Михаил громко ударил в дверь.

— Виктор, хватит прятаться! Меня просила приехать Елена Хохлова. Ты ее помнишь?

Молчание в ответ. Впрочем, и удаляющихся шагов больше не было слышно. Хозяин остановился и слушает?

— Виктор, ты можешь не открывать, если боишься. — «А чего он боится?» — подумал Михаил. — Я сейчас уйду, а через час жду тебя в кафе на углу. Кафе «Чайка», знаешь такое?

— Да, — выдавил Виктор.

— Отлично. Приведи себя в порядок и приходи, пообщаемся. Поверь, это в твоих интересах.

Снова молчание.

— Виктор, мы договорились?

— Хорошо, — буркнул тот, — через час в «Чайке». Как я тебя узнаю?

— Меня?.. Ну, я высокий, в светло-коричневой ветровке, с зонтом…

— Хорошо. Я буду в сером костюме.

Михаил вздохнул с облегчением, посмотрел на часы. Ему хотелось бы верить, что Виктор Вавилов потратит этот час на то, чтобы предстать перед ним человеком, а не разлагающимся трупом, каким его описывал профессор Саакян.

Вавилов вошел в полупустой зал «Чайки» через час пятнадцать. Он действительно был в приличном сером костюме, в белой рубашке, начищенных до блеска туфлях, гладко выбрит, надушен, причесан, элегантен — словом, человек с рекламы дорогих швейцарских часов. Тяжелую долю вдовца выдавало только обручальное кольцо на левой руке.

«Елки-палки, он ли это?» — засомневался Михаил.

— Да, это я, — словно прочитав его мысли, ответил Виктор, останавливаясь возле столика. — Я боялся, что мне не хватит часа, но вроде справился. Я вас слушаю.

Михаил еще несколько мгновений изучал его, забыв предложить присесть. Виктора его придирчивый осмотр нисколько не смутил.

— Я, пожалуй, сяду.

Вавилов с шумом отодвинул стул, сел, взял в руки меню, не задерживаясь, перелистал до страницы спиртных напитков.

— Что будем пить? — поинтересовался он, не отрывая глаз от увлекательного перечня.

— Я не пью, — бросил Михаил.

— Замечательно… Значит, мне снова надираться в одиночку. А ведь вы первый человек за несколько дней, который со мной заговорил.

— Сочувствую, но я на самом деле не хочу. Кстати, мы не знакомы. Меня зовут Михаил Поречников…

Они разговаривали почти до полуночи. Вернее, это был не разговор, а монолог Вавилова. Михаил едва не замерз на ночном ветру, но Виктор все же уговорил его сделать несколько глотков из пол-литровой бутылки коньяка, которую они прихватили в «Чайке». Сам Виктор тоже ограничился несколькими глотками — больше выпить Михаил не позволил.

Они сидели во дворе дома, где жил журналист. Михаил примостился на низенькой детской карусели, а его новый знакомый в чистом модном костюме сел на бортик грязной после дождя песочницы. Обоих искусали комары и замучили мотыльки, слетевшиеся на свет фонаря над детской площадкой. Время пролетело незаметно.

Виктор рассказал все — начиная с последних переговоров с кредитором Максом Червяковым и заканчивая письмом «с того света» от Сереги Косилова и видеокассетой, из которой следовало, что над Виктором давно нависла смертельная угроза.

Рассказ он завершил жуткой фразой: «У меня отсрочка».

— Последние несколько дней я практически не живу, — продолжил Виктор спустя некоторое время, размазывая мыском туфли мокрый песок, — я существую, как белковое тело, попивая всякую гадость. Вот эту, например. Жду удара. Если камера действительно работала, а у меня пока нет оснований сомневаться, то рано или поздно она меня достанет. Это, знаешь, как в голливудском ужастике «Пункт назначения»… Смотрел?

Михаил покачал головой.

— Там одни ребята чудом избежали гибели в разбившемся самолете. Они думали, что родились в рубашке и теперь у них долгая и счастливая жизнь, а на самом деле смерть ведь не обманешь. И она стала охотиться за ними поодиночке. Смерть — сука обидчивая.

Михаил хмыкнул, но ничего не сказал. Он не любил думать и говорить о смерти в подобном тоне (она действительно могла обидеться), но полагал, что Виктору в его положении это простительно.

— Сначала я думал, что мне угрожает какая-нибудь катастрофа или несчастный случай типа кирпича на голову, и ходил просто по стеночке. Боялся любого ветерка, любого скрипа в доме. К электропроводам вообще не лез, сидел чуть ли не в темноте по вечерам. А потом… — Виктор вздохнул, — потом пришла мысль, что прятаться нет никакого смысла, ведь меня может свалить какой-нибудь сраный сердечный приступ или инсульт, и против этого лома у меня приема точно нет. Я подумал, что Серега Косилов, может быть, действительно выбросился из окошка сам. У него от постоянного ожидания могла поехать крыша. Странно только, что так быстро, я считал его крепким парнем.