Отправил я свое созданье

Обследовать мой шар с вихрами,

Пришитый нервами к душе.

И, сердце зарядив творенью,

Его согрели батареи,

Чтоб к свету путь ему открыть,

И звезды, обретая форму,

Отцовской магии остатки

В сне успели утопить.

Вот этот сон: могил доспехи,

И краб живой рыжеголовый,

И бельма саванов, и прах,

И мертвецы давно небритые,

И мухи над мешками крови,

И руны смерти на камнях

Заучены на память снами,

Что плавают над временами.

Саргассы замерших могил

Всех мертвецов, восставших к сроку,

К работе и к времен потоку,

Вернут, как Тот бы возвратил,

Кто сны над койками катает,

Тень и зародыш окормляет,

Так люди рыбок кормят, чтоб

Через цветы и зелень тени,

Презрев толпу пустых видений,

Смотрели словно в перископ.

Повешенный встает из ямы

С известкой. И жужжит упрямо

Пропеллеров прозрачный рой,

И кипарисовые люди

От пенья петуха иссохнут,

А сны глядящий под луной

Глупцам не зря стреляет в спину,

Тем, кто просторы сна покинул,

И лунных сосунков творит,

Когда засовы повернутся,

И сумерки в клубки свернутся!

И с материнским молоком,

Что гуще, чем песка сгущенье,

Отправил к свету я творенье,

Но был он кем-то усыплен,

Имел, как видно, кто-то виды

Украсть души моей флюиды,

Но остов формы сотворен!

Не спи, не спи, мой спящий кто-то,

В рассветном городе работай

Пусть свет зашторенный темней,

Но самый быстрый всадник все же

Сквозь сумрак штор прорваться сможет,

Миры развесив меж ветвей.

Процесс раскручиванья непогоды

В глубинах сердца так суров:

Раскручиванье непогоды в венах

Всю влажность иссушает разом.

Ночь превратится в день, а червяков

Сожгут бесчисленные солнца крови.

Процесс, в глазу начавшийся, пророчит

Окостененье, слепоту. Из лона

Исходит смерть, по мере выхожденья

Оттуда жизни…

Тьма в непогоду глаз – неотделима

От света их. Так монотонно море

С упорством бьется о сухие скалы,

А семя, из которого растет

Лес лона, по вине безветрий сонных

Иссохло и пропало…

А непогода в мышцах и костях

То вдруг дождливая, то вновь сухая,

Невольно будит мысль о мертвецах,

О призраках, что мечутся, мелькая

Перед глазами…

Непогода в мире

Столкнет к лицу лицом

Фантомы. И малыш, которого любили,

В их тень двойную погружен. Луну

Вдувает в солнце непогодой черной,

Задергивающей наши шторы – поры,

И сердце возвращает наших мертвых…

Пока не постучался в плоть я,

Был я аморфен, как вода,

Та, что у моего порога

Сформировала Иордан.

Руками жидкости в утробу

Я занесён на тот причал –

Таинственный племянник Мнеты

Сестры Отца, конец начал

Всех… – Был я глух к весне и лету,

Не знал ни солнца, ни луны.

Ни их имен: ведь я был – «это»:

Как след расплывшейся волны,

Как молоток дождя, которым

Отец взмахнул, скопленьем звезд

Свинцовых, собственным мотором

Туда заброшенным, пророс.

Я знал, что весть зимы бывает

Весельем, кинутым снежком,

А ветер, что во мне взвывает,

Он был влюблен в мою сестру,

Росою адской брызнул ветер,

Гоня по венам Рождество:

Еще не зачат я – но понял,