Вошел дежурный и доложил, что в лагере боеспособных тридцать человек, а оружия — три автомата, считая и тот, что принадлежит Пушкареву, пять винтовок, девять гранат.

Сурко уставился на Рузметова в ожидании, а тот прикидывал в уме:

«У меня автомат и пистолет… четыре гранаты… с дюжину зажигательных пакетов и, кажется, несколько бутылок с самовоспламеняющейся жидкостью».

— В общем, не густо получается, — проговорил он вслух и снова принялся за еду, напряженно соображая, как поступить.

Оставить лагерь без охраны — немыслимо, повести человек двадцать — мало, да и вообще напасть на разъезд с десятью стволами — рискованно. Но освободить пленных надо во что бы то ни стало!

— Кто в лагере из командиров? — спросил он дежурного, уже решив про себя, что идти на операцию необходимо.

— Командир отделения Багров… Только пришел из лесхоза.

— Зови его сюда.

Вошел Багров — уставший, со впалыми щеками, обросший многодневной щетиной и какой-то хмурый.

— Есть возможность отличиться, Герасим, — весело встретил его Рузметов и рассказал суть дела.

Багров оживился, в глазах его блеснул злой огонек.

— Без риску ничего не делается, — коротко заметил он и повернулся к Сурко. — Все в деревне маешься? Горюшко пьешь? — Тот сокрушенно покачал головой.

— Напился я его уже… Ой, как напился!…

— Попривык небось?

— К горю-то попривык, а к Гитлеру никак не могу привыкнуть.

Багров невесело усмехнулся и положил свою тяжелую руку на плечо Сурко.

Рузметов отдавал распоряжения. Он приказал собрать к землянке двадцать пять человек, а пятерых оставить в лагере. Раздав оружие, гранаты, он вынул из ящика, где лежали его запасы, три бутылки самовоспламеняющейся жидкости «КС» и шесть зажигательных пакетов. Больше ничего не было. Уже собираясь дать команду к выходу, Рузметов вдруг вспомнил, что в складской землянке хранится много отечественных трехлинейных винтовок, уже два месяца бездействующих из-за отсутствия патронов.

— Стой! Мысль появилась! Достать наши бездействующие винтовки! Хоть видом пугать будем. Все лучше, чем с пустыми руками. И чтобы люди все были на лыжах. Дойдем часа за три.

— Я знаю короткий путь, — сказал вдруг Сурко. — Я поведу через болота.

— Эге! — отозвался Багров. — Про эти болота и я слышал. Там, говорят, и зимой с санями да лошадьми окунаются. А?

— Не знаю, — ответил Сурко, — я не проверял, потому как ни саней, ни лошади не имею.

Рузметов рассмеялся.

— А насколько ближе? — спросил он Сурко.

— В два раза ближе…

Через полчаса двадцать восемь человек во главе с Рузметовым покинули лагерь и зашагали, вытянувшись длинной цепочкой. Впереди шел Сурко, за ним Багров, потом Рузметов.

«Вот тебе и предварительный план проведения операции, — подумал Рузметов и невольно рассмеялся. — Когда же его составлять? Но это, конечно, исключение, и так бывает очень редко», — успокоил он сам себя.

Сурко оказался прав. Уже через час сорок минут группа подошла к цели. Рузметов приказал бойцам залечь и выслал двух человек в разведку. Третьим напросился Сурко.

Вскоре разведчики вернулись, и Сурко смущенно доложил:

— Ошибся Петрунька… всего два вагона на путях и, правильно, с решетками. Охраняют четыре часовых, закутались, ровно бабы. Зато во дворе целое стадо коров, а на платформе мотоциклы в ящиках…

— Ну что ж, и то дело, унывать нечего, — сказал Рузметов. Он отрядил к вагонам Багрова с автоматом и еще двух человек с незаряженными винтовками, а остальных решил вести сам громить барак, в котором располагалась караульная команда.

— До моего свистка ничего не предпринимай, — предупредил он Багрова, — а то весь план испортишь. Как свистну два раза, налетай.

Он поднял людей и, руководствуясь советом Сурко, повел их в обход разъезда.

Прошло десять, двадцать, тридцать пять минут, и, наконец, два пронзительных коротких свистка ворвались в ночную тишину. Тотчас за ними последовали автоматные очереди, крики «ура», гулкие разрывы. В двери и окна барака посыпались гранаты, зажигательные пакеты, бутылки с самовоспламеняющейся жидкостью. Через несколько минут языки пламени уже выбивались из окон, а партизаны, залегшие на путях, расстреливали в упор гитлеровцев, пытавшихся спастись бегством. Через полчаса восстановилась прежняя тишина, и лишь ярко пылающий барак свидетельствовал о налете партизан.

Не потеряв ни одного человека, освободив больше сорока пленных, прихватив восемнадцать коров и два мотоцикла, партизаны возвращались в лагерь.

Перед самым рассветом командир отряда Зарубин, шедший в голове длинной цепочки партизан, уже на подступах к лагерю вдруг остановился.

— Ты что? — спросил Добрынин, наткнувшийся на его спину.

— Что за чертовщина! — произнес Зарубин. — Куда мы попали?

— Как куда? — удивился Добрынин. — Сейчас северная застава будет.