– Постойте, постойте, Евгений, вас он, возможно, запугал? Вы не бойтесь, здесь все мы, при нас он не посмеет...

– Я же ясно сказал – все в порядке! – уже начиная нервничать, сердито ответил подросток.

– Хм... – Глатский-старший, похоже, не знал, как же быть дальше. – Ну а вы что там рисуете? Со сколькими нулями? – спросил он у капитана.

– Минималка... – тот со сдержанной улыбкой посмотрел на депутата. – Оформили как езду без водительских прав по безлюдной улице.

Улыбка капитана добила Глатского окончательно.

– Леня, – бросил он через плечо, – «Шкоду» отгони в гараж. А ты едешь со мной. Поговорим дома... – многозначительно добавил он в адрес сына.

Когда «Лексусы» скрылись за поворотом, капитан сочувственно заметил:

– Ох, и попортит он вам крови – помяните мое слово. Такие добра не понимают. Вы, кстати, знаете, как его за глаза зовут подчиненные? Живоглотский.

Выехав из проулка, Стас вновь влился в поток машин, прикидывая маршрут, по которому удобнее было бы добраться до нужного департамента, поскольку в пылу погони он ушел от первоначального направления довольно-таки далеко. Чтобы поскорее стереть из памяти все недавние негативы, он включил радио и, пробежав по Fm-радиостанциям, неожиданно на одной из частот услышал мощные раскаты органа. Исполнялась знаменитая кантата Баха. Стасу, довольно равнодушному к классической музыке, это творение гениального немца нравилось независимо от погоды и личного настроения.

– Молодец, Иоганн Себастьян! – удовлетворенно отметил Стас. – А ну-ка, потешим твоим музоном честной народ!

Он включил приемник на полную громкость, и звук органа, вырвавшись через открытые окна «мерина», заглушил примитивное буханье попсы, вылетающее из сабуферов соседних машин. Их хозяева с удивлением оглядывались на странного водилу, который, чему-то нахально улыбаясь, стремительно мчался под музыку Баха, обгоняя и «чайников», и «шумахеров».

Найдя нужное ведомство, Станислав поднялся по ступенькам к стеклянному вестибюлю и, показав охраннику служебное удостоверение, вошел внутрь. Здесь, в царстве немного чопорных офисных костюмов, он казался задиристым, одичавшим котом, попавшим на выставку забалованных хозяевами, приглаженных котиков и кошечек. Выяснив у проходившей мимо барышни в элегантном костюмчике-сеточке, не столько скрывавшем, сколько подчеркивавшем ее женственное своеобразие, где находится кадровая служба, он, игнорируя лифт, легко запрыгал по ступенькам лестницы, покрытой ковровой дорожкой.

Сотрудница, к которой его поочередно отфутболили все сотрудники отдела кадровой службы, долго не могла понять, чего же хочет этот, совершенно нецивилизованного вида крепыш в потертой кожанке. Наконец сообразив, в чем дело, она достала какую-то папку, из которой извлекла отпечатанный на принтере лист бумаги, где значилось четыре фамилии.

– Ага... – Стас издал довольное хмыканье. – Вот это-то мне и нужно... Ну-ка, ну-ка, кто тут у нас?

Он разглядывал список с видом биатлониста, ищущего мушкой на мишени общеизвестное «яблочко». Это зрелище привело сотрудницу отдела в состояние тревожного волнения.

– А-а... К ним у милиции есть какие-то вопросы? – решилась спросить она.

– А? Что? Ах, да... Есть, есть... – Крячко с многозначительным видом покачал головой. – А у вас служебные характеристики на этих людей имеются?

– Конечно... – продолжая волноваться, сотрудница достала скросшиватели, в которых разыскала среди уймы подшитых бумаг отпечатанные на принтере листы с кратеньким текстом. Пробежав его глазами, Станислав пренебрежительно фыркнул:

– Блин, характеристики-то все на одно лицо, как в «Семнадцати мгновениях»: «Истинный ариец, характер нордический, стойкий...» Это не характеристики, а халтура. Ну, хорошо, предположим, что они и в самом деле объективны. Итак, первый по списку, а, значит, и главный претендент на место директора дома инвалидов некто Лысов. Вопрос о его назначении еще не рассматривался?

– Нет, он взял самоотвод и попросил вывести его из резерва. Да вообще-то пока еще никто и не ставит вопрос о назначении нового директора.

– То есть прежнего с должности не снимают? – чуть удивился Крячко.

– Ну, вначале было такое мнение. Но к руководству департамента поступило коллективное письмо от обитателей дома инвалидов, в котором они просили оставить Кононенко директором. Поэтому, скорее всего, он и останется на этой должности.

Задушевно распростившись с впечатлительной сотрудницей, Стас покинул кабинет и, прыгая через ступеньку, направился вниз. Он даже не подозревал, как долго после его ухода та время от времени бросала взгляды в сторону двери, словно ожидая, что на пороге кабинета вновь появится этот с виду неотесанный, грубоватый, но тем не менее довольно-таки обаятельный сыщик.

Времени до вечера было еще предостаточно, и Крячко решил распорядиться им рачительно. Он вернулся в управление и обзвонил райотделы, куда направлялись ориентировки на серые «Шкоды» с восьмеркой в номере. Большинство окончательных результатов еще не имело, но три района, где машин для проверки было всего ничего, результаты проверки алиби их владельцев уже имели. В одном районе все три «Шкоды» были «чистыми» – их владельцы имели железное алиби. А вот в двух других по одной машине, нуждающейся в более пристальной проверке, обнаружилось. Местные штабисты, с которыми общался Крячко, о хозяевах машин рассказать смогли немногое. Об одном сообщили, что это предприниматель, помешанный на инопланетянах, другой оказался философом без постоянного места работы, который несколько лет назад состоял в одной из группировок экстремистского толка. Взяв их адреса и контактные телефоны, Стас после короткого обеда в ближнем кафе отправился на своем отдохнувшем «мерине» к философу-экс– экстремисту.

Тот проживал в Балашихе, в однокомнатной квартире старой девятиэтажки. Через час езды он подрулил к дому, возле которого, несмотря на начавший моросить мелкий осенний дождь, под зонтиками в плащах-дождевиках сидели две старушки миролюбивого вида. Станислав прикинул, в котором из подъездов может обитать обладатель квартиры номер пятьдесят. Старушки, до того обсуждавшие что-то архиважное, разом замолчали и обратили свои взоры в его сторону. Выйдя из машины, Крячко направился прямо к ним. Он решил начать, с так сказать, предварительной рекогносцировки, выяснив у старушек все, что только можно, о жильце пятидесятой квартиры. Станислав изобразил улыбку «а-ля Бельмондо» в роли «Великолепного» и, поприветствовав собеседниц, вежливо поинтересовался, не знают ли те Родакова Павла Яновича. Старушки переглянулись, и одна из них, с синим зонтом в белый горошек, сдержанно известила, что таковой им известен, но тут же задала встречный вопрос: