"Новый русский" страдальчески сморщился.

– Ну, ты слабак! – фыркнула Адела. – Совсем тебя папочка разбаловал. Надо же, морской свинки испугался!

– Между прочим, вкусно, – с аппетитом причмокнула я. – Закрой глаза, представь, что это кролик с чипсами – и вперёд!

– Кролик, – вяло пробормотал Бобчик, с отвращением погружая пальцы в сморщенные чёрные кусочки. – Это кролик, только кролик и ничего, кроме кролика…

– А ещё чипсы, только чипсы и ничего, кроме чипсов, – усмехнулась Адела.

За нашими спинами багровый шар заходящего солнца зацепился за чёрные пики голых, причудливо изрезанных эрозией вулканических гор.

Мы с Луисом шли молча на некотором расстоянии друг от друга. Я продолжала дуться, он, похоже, о чём-то задумался, и не предпринимал попыток примирения. Адела и Бобчик тоже устали. Тишину унылых бурых предгорий нарушал лишь хруст гравия под нашими ногами.

Наконец, солнце исчезло за горизонтом, и, как обычно бывает в тропиках, сумерки стремительно сгустились, и окутали нас, как чернильное облако осьминога. Температура воздуха заметно опустилась.

Уайна Инти остановился.

– Мы заночуем здесь, – сказал он.

Сняв с плеч пончо, он протянул его замёрзшей Аделе. Маута Иньяка, тоже решивший сделать благородный жест, отдал своё пончо мне.

Индейцы молча улеглись на землю.

– Да, это явно не "Шератон Лима Отель", – заметила Адела.

– Я тебя предупреждал, – сказал Бобчик.

– Не ссорьтесь, – сказала я. – Нам надо беречь силы.

Завернувшись в пончо, я растянулась на холодном щебне. Мелкие камешки неприятно впивались в кожу.

"Совсем, как в Сибири", – подумала я.

Там мне тоже иногда приходилось спать на земле, на куче валяющегося на полу вертолёта оборудования или в других, ещё менее удобных местах. Я знала, что в подобных случаях главным секретом хорошего сна было умение расслабить мускулы так, чтобы они начали мягко "обтекать" вонзающиеся в тело предметы, вместо того, чтобы сопротивляться их давлению.

Луис подошёл и лёг рядом со мной.

– Здесь по ночам холодно, – сказал он. – Хочешь, я тебя согрею?

– Знаю я тебя. Ты просто хочешь отхватить кусочек моего пончо, – проворчала я. – Ты, как всегда, меня используешь.

– Ну так "да" или "нет".

– Да, – со вздохом сказала я. – Но учти, я делаю это из чистого альтруизма.

Колумбиец обнял меня, и мне сразу же стало теплее.

– Не злись. Завтра утром я расскажу тебе всё, – прошептал он мне на ухо.

– Правда? – обрадовалась я. – Поклянись!

– Клянусь, – усмехнулся Луис. – А теперь спи.

– Спокойной ночи, – устало зевнула я.

– Где я? – сонно спросила Адела. – Что со мной?

– В Андийских Кордильерах, – раздражённо ответил уже проснувшийся Бобчик. – На долбанном плоскогорье Наска.

– Милый, закажи мне чашечку кофе, – не открывая глаз, попросила подруга. – Какое ещё плоскогорье?

– Наска, любимая, Наска, – язвительно проговорил Бобчик. – Долбанный космодром долбанных инопланетян. И кофе в меню сегодня не предусмотрен. Могу предложить тебе только чуньои сушёного куя.

Адела открыла глаза.

– Ой, – сказала она. – Действительно Наска. А мне снилось, что мы с тобой на Французской Ривьере, сняли "люкс" в отеле "Негреско". То-то я удивлялась, что постель такая жёсткая. У меня всё тело затекло.

– У меня тоже всё болит, – пожаловалась я. – Боюсь, что я простудилась.

Подруга с трудом поднялась на ноги.

– Похоже, мне перестаёт нравиться "дикий" туризм, – простонала она. – Я готова отдать жизнь за горячую ванну и хороший завтрак.

Индейцы с любопытством наблюдали за нами. Их скуластые бронзовые лица были невыразительны, как посмертные маски, и я не могла понять, то ли они сочувствуют нам, то ли в душе смеются над хилыми, избалованными цивилизацией бледнолицыми.

Маута Иньяка пошарил за пазухой и вытащил небольшой коричневатый мешочек с вытканным на нём геометрическим узором.

– Кокамамапоможет вам, – сказал он.

– Кокамама? – заинтересовалась я. – А что это такое?