– Направо или налево? Ты что, не видишь – дорога раздваивается!

– Направо.

– Но там же пропасть, – пожаловалась я. – И дорога совсем узкая, горный серпантин, а я, к твоему сведению, ещё ни разу не водила машину по горному серпантину.

– Я же сказал – кончай придуриваться!

– Да не придуриваюсь я! Я действительно без очков очень плохо вижу.

Машина вильнула в сторону и переднее колесо чуть не соскользнуло с обрыва.

Я тихо выругалась на родном русском языке.

Фрэнк тоже выругался, правда по-английски.

– Ты что, спятила! Угробить нас решила?

– Это ты виноват! – раздражённо сказала я. – Если хочешь, чтобы мы хоть куда-то доехали, то лучше не отвлекай меня своими идиотскими вопросами и не тычь пистолетом мне в затылок.

– Ладно, – согласился Фрэнк, откидываясь на заднее сиденье. – У нас ещё будет время поговорить.

Пристально вглядываясь в дорогу, я вела машину почти с черепашьей скоростью, стараясь выглядеть как можно более испуганной. Это было не трудно.

С одной стороны, езда без очков по горному серпантину меня действительно здорово нервировала, а с другой стороны, ещё больше меня пугала мысль о том, что я собираюсь сделать. Ни разу в жизни я не выпрыгивала из движущегося автомобиля, хотя теоретически представляла, как это делается.

Правильно группироваться при падении и смягчать удар серией кувырков я научилась ещё давно, но тогда я кувыркалась на мягких татами спортзала, и у меня не возникало ни малейшего желания когда-либо проделывать то же самое на жёсткой каменистой земле. Кроме того, у меня не было возможности подготовиться к прыжку.

Фрэнк был слишком опытен, и по выражению моего лица, отражение которого он видел в зеркальце заднего обзора, он вполне мог догадаться, что я что-то замышляю, и соответственно отреагировать.

О том, что у него и так будет время меня пристрелить, я старалась не думать. Я надеялась, что смогу распахнуть дверцу и вывалиться из неё достаточно быстро, а там – будь что будет.

Машина приближалась к очередному крутому повороту.

– Смотри, там внизу что-то горит, – указывая в пропасть, воскликнула я.

Фрэнк автоматически повернул голову, и в этот момент я резким движением распахнула дверцу и вывалилась на шоссе.

Больно ударившись боком о землю, я, кувыркнулась несколько раз и, натолкнувшись на скалу, наконец, остановилась.

"Лендровера" на дороге уже не было.

Снизу доносились гулкие скрежещущие удары, сопровождающиеся звуком катящихся камней. Затем наступила тишина.

Я пошевелила головой, потом руками и ногами. Кажется, ничего не сломано. Если бы не боль от ушибов и кровоточащие ссадины, всё было бы просто отлично.

Я поднялась на ноги и, слегка покачиваясь, подошла к обрыву. Координация движений ещё полностью не восстановилась, и я, опасаясь свалиться вниз, легла на живот у самого края и осторожно свесила голову.

"Лендровер" весело пылал, посылая вверх столб чёрного дыма.

"Бедняга Даунфолл", подумала я. "От меня у него одни только неприятности. Правда, теперь они закончились навсегда."

Я загрустила, задумавшись о том, действительно ли Фрэнк хотел меня застрелить, и можно ли было считать убийство американца действиями в пределах допустимой самообороны. Здравый смысл подсказывал, что да, но совесть моя была явно нечиста.

Сорвав росший у дороги невзрачный жёлтый цветочек, я поцеловала его и бросила вниз, к останкам догорающего "лендровера".

– Прощай, Фрэнк Даунфолл, чёртов американский Джеймс Бонд, – торжественно произнесла я по-английски. – ЦРУ и народ Соединённых Штатов будут скорбеть о тебе. Ты пал смертью храбрых в неравной борьбе с русской разведкой.

Снизу донёсся столь непечатный английский текст, что я даже не сразу смогла вникнуть в его смысл, а вникнув, покраснела.

– Фрэнк?

Я подползла ещё ближе к краю и, вытянув шею, стала вглядываться в бурые контуры скал.

– Так ты жив!

Даунфолл ответил мне ещё одной, столь же непечатной фразой.

– Ну, ты даёшь! – восхитилась я. – Настоящий агент 007. Как ты ухитрился проделать такой трюк?

Под совершенно отвесной стеной метрах в шести подо мной росло небольшое скрюченное дерево. Доблестный агент ЦРУ висел, вцепившись в него руками, а его ноги лихорадочно ёрзали по скале, отыскивая опору. В конце концов он ухитрился втиснуть носки ботинок в какие-то незаметные расщелины, и, задрав голову, уставился на меня.