– Не будет никакого открытия, – сказал Маута. – Люди из внешнего мира никогда не узнают о существовании этих подземелий!

У меня по спине пробежал холодок нехорошего предчувствия.

– Но зачем тогда ты привёл меня сюда? Ты не боишься, что я могу рассказать о том, что видела?

– Ты никому не расскажешь об этом, – сказал индеец.

Мне стало совсем нехорошо. То ли в Перу все были ненормальными, то ли мне снился затянувшийся кошмар. Я больно ущипнула себя за предплечье, но, к сожалению, не проснулась.

– Ты что, собираешься меня убить?

– Конечно, нет. Наоборот, я тебя спасаю.

– Так же, как этих девушек? – я кивнула на мумии. – Ты имеешь в виду, что до тех пор, пока тело окончательно не разрушилось, человек продолжает жить?

Маута поморщился.

– Я уже говорил тебе, что не верю во всю эту индейскую чушь.

– Да-да, я помню, – кивнула я. – Ты веришь только в деву Марию и в технический прогресс. Надеюсь, это означает, что ты не собираешься меня мумифицировать.

– Не собираюсь, – подтвердил индеец.

Я вздохнула.

– Дай мне коки. Сегодня у меня был тяжёлый день.

Маута протянул мне мешочек с листьями, выдолбленную тыкву с известью и чупадеро.

Пока я разжёвывала коку и, добавляя в неё известь, формировала за щекой плотный упругий шар, индеец молча наблюдал за мной. Я тоже молчала, лихорадочно пытаясь сообразить, что ему от меня надо, и какой линии поведения я должна придерживаться.

Действие коки проявилось почти сразу. Исчезли усталость и боль в мышцах, а мысли стали ясными и прозрачными. Казалось, я могла потрогать их рукой, как чистую прохладную воду ручья. Лицо сидящего передо мной на корточках индейца меняло свою форму. Его контуры становились чётче и резче, как изображение, проявляющееся на фотобумаге.

Маута больше не казался мне безобразным. За резкими угловатыми чертами его широкоскулого лица угадывались ум и железная воля. Я ошиблась, приняв его за обычного туземного обитателя перуанских плоскогорий. Он мог быть кем угодно – маньяком, колдуном, фанатиком, идущим к известной одному ему цели, – но только не простым примитивным индейцем.

– Кто ты? – тихо спросила я.

Казалось, он ждал этого вопроса.

– Я – тукуй рикок, "тот, кто всё видит".

– Ты что, шаман?

– Нет, шаман на языке кечуаназывается ятирис, а тукуй рикок– это нечто вроде внутренней полиции правительства инков. "Тот, кто видит" наблюдает за тем, как ведут себя кураки– вожди, уму– жрецы и ятирис– шаманы, и, в случае необходимости, принимают соответствующие меры.

Я вздохнула.

– Иначе говоря, ты – секретный агент.

– Можно сказать и так, – кивнул Маута.

Секретные агенты у меня уже просто в печёнках сидели. Я стиснула зубы и произнесла по-русски нечто совсем непристойное.

– Не надо материться, – попросил меня по-русски индеец. – Это тебе не идёт.

Сказать, что я оторопела – это ничего не сказать. Некоторое время я тупо созерцала Мауту.

– Ты говоришь по-русски? – выдавила я, когда дар речи вернулся ко мне.

– Я закончил химический факультет и аспирантуру Университета Дружбы народов, – пояснил индеец.

– Мир тесен, – заметила я. – Адела тоже там училась, но продержалась только два курса.

– Надо же, какое совпадение! – удивился Маута.

В моих прочищенных кокой мозгах забрезжила совершенно невероятная догадка. Аспирантура химического факультета, неизвестный гений, синтезировавший новый наркотик из листьев коки и какого-то неизвестного перуанского растения, почта в Ольянтайтамбо, откуда посылка с "Золотом Атауальпы" была отправлена колумбийскому наркобарону, подземные города инков, где можно запросто разместить огромную химическую лабораторию – всё это слишком хорошо укладывалось в одну простую схему. Неужели я разгадала загадку, над которой уже более полугода бьются ЦРУ, секретные службы Южной Америки и детективы наркомафии?

Индеец внимательно наблюдал за выражением моего лица. Казалось, он читает мои мысли.

– Думаю, ты уже догадалась, – сказал он, снова переходя на испанский. – Это я изобрёл "Золото Атауальпы" и спровоцировал войну перуанских и колумбийских наркодельцов.

– Ничего не желаю об этом знать, – решительно заявила я. – Твои дела мне глубоко безразличны. Я хочу домой.

– Ты уже знаешь, – мягко заметил Маута. – Хочешь посмотреть мою лабораторию?