В процессе написания детективов я время от времени заглядывала в справочники по стрелковому оружию и, как ни странно, даже ухитрилась что-то запомнить.

– Молодец, – оценила мою квалификацию Глаша. – Почти все угадала. Только это – модификация калибра.41 Экшн экспресс.

– Тоже неплохо. Где ты его взяла?

– У меня в столе, – раздраженно произнес Пьер. – Зачем ты это сделала? Я же просил тебя не играть с оружием.

– Я и не играла, – пожала плечами Аглая. – Ладно, пойдемте в дом. На ужин у нас луковый пирог.

– Луковый пирог – это прекрасно, – сказала я.

В углу у забора белели рассыпавшиеся листки изуродованной пулями книги. Я подошла к ним и, нагнувшись, осторожно вытащила из розового куста оторванный кусочек обложки. С поцарапанной шипами фотографии обаятельно и беззаботно улыбался Ив Беар.

* * *

Во время ужина мы болтали обо всем и ни о чем, старательно избегая опасных тем и вопросов. Французская и испанская кухня, книжные новинки, креативная живопись, проблемы нелегальной эмиграции, кризис на Ближнем Востоке…

Луковый пирог оказался превосходным, так же как вино и десерт. Свет за окном незаметно угас, над черными листьями магнолии завис тонкий сияющий серп новорожденного месяца, песни цикад слились в мощный торжественный хор.

Пьер вспомнил про научную статью, которую ему необходимо просмотреть до завтрашнего дня, и удалился в свой кабинет, а мы с Аглаей перебрались в гостиную.

Предложив мне устроиться на софе, Глаша опустилась в массивное кожаное кресло. Откинувшись на спинку, она завела руки за голову и медленно потянулась с нарочито томной манерностью. Позвоночник изогнулся дугой, вздымая вверх тяжелую крепкую грудь. Столь откровенное телодвижение должно было воздействовать на представителей сильного пола весьма недвусмысленным образом.

Жест был отнюдь не спонтанным. Я не сомневалась, что Аглая провела немало времени перед зеркалом, работая над его выразительностью и доводя движение до совершенства.

Пока я размышляла над тем, какие еще мужеуловительные трюки из арсенала femme fatal[3] находится на вооружении у Глаши, хозяйка дома с той же ленивой медлительностью расцепила руки, полукруглым балетным движением вернула их на подлокотники, опустила грудь и расслабилась.

"Вряд ли она отрабатывает прием на мне, – подумала я. – Скорее, действует в силу привычки, чтобы не терять форму."

Взяв с журнального столика изящный позолоченный портсигар, Аглая вытащила из него папиросу и прикурила ее от встроенной в корпус зажигалки.

– Ты перешла на папиросы? – удивилась я. – На книге ты изображена с сигаретой.

– Только иногда, под настроение, – объяснила Глаша. – Это "Беломорканал". Недавно выписала из Москвы десять блоков.

– Ностальгия мучает? – посочувствовала я. – На меня тоже, бывает, накатывает, только я в таких случаях блатные песни слушаю. Представляешь, за окном солнце вовсю жарит, пальмы под ветром колышутся, а у меня магнитофон орет что-нибудь вроде:

Мороз под сорок, и скрипит на мне кирза,

Опять сегодня нормы не одюжил…

Когда-то и я бродила по Сибири в кирзовых сапогах и даже курила махорку. До сих пор тянет в те края. Европа, конечно, хороша, но слишком уж цивилизована. Может, у тебя и махра найдется?

– Чего нет, того нет, – развела руками Аглая. – Так что, все-таки, тебе наплел Пьер?

– Ничего. Мы почти не разговаривали.

– Так я и поверила. Держу пари, что это он попросил тебя приехать. Я права?

– Твой муж – гостеприимный человек, – заметила я.

Как хочет, так пусть и толкует.

Глаша хмыкнула.

– Ты уже в курсе, что Ив Беар меня изнасиловал?

– Тебя изнасиловал Ив Беар?

– Только не надо разыгрывать изумление. Актриса из тебя никудышняя.

– Именно поэтому я никогда не стремилась стать звездой сцены.

Аглая глубоко затянулась папиросным дымом. Если изнасилование действительно имело место (в чем я не была до конца уверенной), она не выглядела травмированной или униженной. У меня возникло странное ощущение, что воспоминания о Беаре доставляют Глаше особое извращенно-злорадное удовлетворение.

– Ты мне не веришь?

– Верить-то я верю, – вздохнула я. – Только не понимаю, как Беар мог решиться на такое. Изнасилование – это ведь срок, и немалый. Зачем это Иву? Чтобы тебе отомстить? Но за что? Ты и так проиграла. Все это выглядит слишком нелепо и мелодраматично – как сцена из какого-нибудь романа.

– Именно так, – сложив губы трубочкой, Глаша выпустила в воздух прозрачное дымное колечко. – Это и была сцена из романа. Из моегоромана.