— Весьма похвально, — сказал Убальдини и прочел фамилию на внутренней стороне фуражки. — Винтершильд?

— Из городка Лангензальца в Тюрингии. Фамилия другого офицера Бремиг. Эти сведения я получил от пленного, которого мы захватили, австрийского принца.

Полковник схватился за телефон, его карие глаза смотрели лукаво.

Убальдини затребовал из американского лагеря для военнопленных принца Кертнера-Четтервица и подверг его под слепящим светом ламп безжалостному перекрестному допросу, в конце которого несчастная жертва едва не сошла с ума, однако не выяснил ничего нового. Потом неожиданно пришла первая весть. Карабинеры из Савоны сообщили, что немецкий офицер вошел с оружием в лавку, отобрал у владельца костюм и велосипед, оставил свой мундир с циничным равнодушием к собственной безопасности и с какой-то отвратительной щедростью. Мундир помечен фамилией Винтершильд.

— Поедешь в Савону? — спросил Убальдини.

— Какой в этом смысл? — ответил Валь ди Сарат, у которого пробудился азарт поиска. — Винтершильд мог поехать в любую сторону, на запад во Францию, на север в Милан, на восток в Италию.

— С какой стати ему ехать во Францию?

— Это самое неожиданное направление.

— Давай посмотрим карту.

Савона находится на большой прибрежной дороге, соединяющей Рим с французской границей. Они совершенно справедливо рассудили, что человек в положении Ганса вряд ли поедет на запад даже в надежде перехитрить возможных преследователей. Слишком рискованно. Бегство по одной из главных магистралей Италии тоже казалось безрассудным, хотя и в меньшей мере.

— Остается лишь одна альтернатива, — сказал Убальдини, — дорога на север. По опыту работы я знаю, что преступник неизменно старается скрыться в глуши. Лишь зная, что его преследуют, он прячется в большом городе. Если бы я спасался бегством, то направился бы на север и при первой же возможности свернул на второстепенную дорогу. Вот сюда, — и указал на сеть шоссейных дорог с гравийным покрытием, помеченных «среднего качества».

Из Савоны по телефону сообщили, что патруль карабинеров обнаружил брошенный велосипед в Кадибонском ущелье.

— Как я и думал, — сказал Убальдини.

— Минутку…

Валь ди Сарат выхватил трубку у дяди и спросил полицейского на другом конце провода, которого было еле слышно, не заметил ли лавочник у преступника каких-то особых примет.

— Заметил, — прокричал полицейский, — видимо, у него что-то с глазом. Он постоянно моргает.

— Это тот, кто нам нужен, — сказал, положив трубку, Валь ди Сарат. — Немедленно еду в Савону.

В сопровождении угрюмого сержанта Отгони, только что вернувшегося из плена в Болгарии, и невысокого мечтательного офицера Гарини, тоскующего по Венеции и ее затянувшемуся упадку, Валь ди Сарат поехал в Савону на позаимствованном джипе. Отгони из необычайной преданности долгу ревел сиреной все пятьсот километров.

Когда они приехали, начальник савонских карабинеров, сбитый с толку новыми противоречивыми сведениями, беспокойно расхаживал по кабинету. Живущий неподалеку от Дего фермер признался патрульным, что оказал гостеприимство английскому военнопленному, который как-то странно помигивал. Семья из-под Морнезе призналась, что дала тонкий ломтик колбасы югославскому военнопленному с поврежденным глазом. Потом уже все на много миль вокруг чудесным образом привечали помигивающих мужчин всевозможных национальностей. Желание итальянцев быть полезными зачастую приводит их к признанию в том, чего не было, из бескорыстного желания угодить. Что они теперь и делали с обычным результатом.

Валь ди Сарат внимательно изучил карту.

— Если признать, что первое сообщение было верным, — сказал он, — а участие в этом преследовании стало популярным в округе уже потом, то, возможно, этот немец держит путь на северо-восток к Падуе в надежде достичь австрийской границы. Это выглядит логичным, однако у меня есть сомнения. Предупредите Павию.

— Павия уже предупреждена, — ответил Баррелло, выдающийся савонский карабинер, с нескрываемым удовольствием чиновника, умеющего предугадывать желание начальства.

В самом деле, очередное сообщение поступило из-под Павии. Блондин с мигающим глазом угнал грузовик. Павианские карабинеры ведут наблюдение за регистрационными номерами и свежеокрашенными машинами. Валь ди Сарат, Отгони и Гарини сели в джип и, завывая сиреной, поехали в северную сторону. На полпути их догнал мотоциклист, несшийся так, как могут только итальянцы, и остановился. В Савону сообщили, что грузовик найден, угонщиком оказался жгучий брюнет, вовсе не мигающий. Трое унылых, бормочущих под нос ругательства мстителей вернулись в Савону без сирены. Вскоре пришло известие, что в нескольких милях к северо-западу, в горном районе, угнан местный поезд.

— Стоит ли это расследовать? — спросил Баррелло, придававший всему огромную важность.

— Нет, — ответил Валь ди Сарат и заснул в кресле.

Чуть попозже поступило сообщение, что в четырех километрах оттуда, где последний раз видели Винтершильда, украдена детская коляска. Баррелло разбудил Валь ди Сарата и попросил инструкций. Валь ди Сарат произнес в ответ несколько невежливых слов и заснул снова.

Поскольку сообщения о попытке угнать мотоцикл в Казелле не поступило, полиция вскоре потеряла след, и Валь ди Сарат вернулся в Рим. Дядя, увидев безутешного племянника, громко рассмеялся.