— Вон как! — проговорил вор не особенно весело и стал озираться, думая, наверное, куда бы податься.

Это не прошло незамеченным.

— Ты не думай, что я такая шляпа, — проговорила Тамара. — Я тут не одна.

Он зыркнул глазами туда и сюда.

— Где же остальные?

— Они побежали за милиционером, — охотно пояснила девчонка.

— Чего же ты от меня хочешь?

— Чтоб ты не сбежал, ладно? — проговорила она, желая скрыть замешательство. — Иначе мне от Азамата во как попадет!

— Вижу, жуть до чего страшен твой Азамат, — усмехнулся очкастый.

Словно спеша загладить оплошность, девчонка еще раз вежливо напомнила: — Сними, пожалуйста, очки!

— С тобой, конечно, интересно беседовать, но я от такого разговора шалею, — произнес вор, подавляя зевок. — А в общем вышла неразбериха.

— На то и мы, чтобы разобраться, — Тамара пыталась схитрить, желая во что бы то ни стало задержать очкастого.

— Хвалю, — сказал парнишка, приятно улыбнувшись. — Хвалю за старание. Но я, однако, потопал!

— Куда? — испуганно сказала она. — Я сейчас начну кричать!

Угроза возымела действие.

— С тобой и пошутить нельзя, — он скосил глаза к выходу. Расстояние до него все-таки было немалое. — Чего тут торчим? Твоего Азамата мы можем дождаться и на улице.

— Ты не удерешь?

— Что ты! Вижу, что такую, как ты, голыми руками не возьмешь.

Тамаре нравилось, что ее хвалят. Парень вопреки ожиданиям оказался покладистым.

— Ну что ж, улица так улица!

— Вот не думал, что так глупо попадусь в руки сыщиков! Но ничего не поделаешь, факт, — сказал он. — У меня, между прочим, есть такая слабинка: когда волнуюсь, то бывает охота сходить в туалет.

— Ты не можешь погодить?

— Невмоготу, — застонал он. — С таким делом, сама понимаешь, не шутят.

Она растерялась. Как поступать в подобных случаях?

— Не сбежишь?

— Вот рассмешила… А потом я же не один пойду. Ты последуешь за мной до садика, что рядом, а потом, когда я попрошу, ненадолго отвернешься.

Возле дерева он сказал:

— Ты отвернись и считай до десяти. Но ее не так-то легко было обмануть.

— Поклянись, что не удерешь!

— Я же сказал: честное слово.

— Повтори за мной: «Чтоб мне провалиться сквозь шарик прямо в Америку!»

Только после того как парень повторил клятву, она отвернулась. И стала считать: раз, два, три… Аккуратно досчитала до десяти. Взглянула туда, где только что стоял очкастый, а его и след простыл!

Когда она разыскала Азамата с милиционером, ей пришлось почем зря фантазировать.

— Сбежал! — проговорила она и заплакала. — Я схватила его за руку, чтобы не сбежал. Я держу, а он сопротивляется. Он тянет туда, а я сюда. Он туда, а я сюда. Весь магазин сбежался. Смотрят, девчонка дерется с мальчишкой. Женщины, которые стояли в очереди, начали стыдить меня: как, дескать, не стыдно девчонке драться в общественном месте? Я, естественно, отпустила его, а его и след простыл.

Милиционер подумал, наверное, что его за нос провели или просто обманули. Ушел, ничего не сказав. Возвращались сыщики молча.

Возле дома Большого Сабира на чемоданах сидела старуха в белой шляпе.

— Так ведь это твоя бабушка приехала! — вскрикнула Земфира.

Азамат со всех ног бросился домой. В первую же минуту он заметил, что бабушка была без зубов и очень ласковая. Она здорово походила на Большого Сабира, такая же высокая и сутулая. Тоже два метра ростом.

Обняла она Азамата и долго не отпускала.

— Внучек мой, прости!

Почему она просила прощения, он так и не понял. Может, за то, что жила на краю света?

Хозяйствовать она начала тотчас же. Первым делом расплатилась со всеми долгами. А потом испекла беляши, точно такие же вкусные, какие готовила когда-то мама.

Впервые за все время мальчишка спал как полагается: снов не видел и ни о чем не думал.

Бабушка спала на койке Большого Сабира, а Азамат по своему обыкновению на кухне. Только теперь никто не храпел в ухо.

Утром его разбудило солнце. Для него Красный шарик был вроде будильника.

Сдвинув шапку на затылок, Азамат важно двинулся на улицу. Так у него начинался каждый день. Огляделся — никого. Это его устраивало. Ему надоело все время видеть сочувствующие глаза людей.

Последнее дело, когда тебя все время жалеют!

«Теперь никто не обязан меня жалеть, потому что я уже семейный, при бабушке», — думал мальчишка, победно оглядываясь.

Случайно скосив глаза на забор, он остановился как вкопанный. Мать честная, кто еще тут опять озоровал?