– Ну а смысл? – не вытерпел Крячко. – Какая ему от этого выгода была?

– А выгода очень простая. Им всем от федерального центра что нужно? Правильно, бабки им нужны, инвестиции. Чтобы было что воровать. Вот он им и обещал инвестиции. В Пожарске пообещал помочь взять тендер на постройку в городе зоопарка. Крупнейшего после московского. Спрашивается, на хрена в Пожарске зоопарк?

– А за помощь он просил отступные? – догадался Гуров.

– Вот именно, – кивнул Вельский. – Но он хитро делал. Сам никаких денег не брал. Он в таких случаях предлагал перечислить некоторую сумму на счет подставной фирмы, а некоторую сумму передать наличными другой фирме. У него для этого ушлые ребята имелись, которые на оформлении фирм-однодневок собаку съели. Он с ними делился, но и ему оставалось немало, потому что на его байки почти везде покупались. Он кучу областей объездил.

– И ни одного прокола? – удивился Гуров.

– А как он проколется? Кто же вслух признается, что его как лоха на несколько «лимонов» развели? Они все помалкивали в тряпочку. И дальше бы помалкивали, но тут мы встряли. Короче, Марго знала день и час, когда эта команда в Пожарск прибудет, когда примерно деньги получит. Я махнул в Пожарск заранее, с корешами обмозговал это дело. Мельница, мой дружок, предложил их в лесу встретить. Ну а остальное вы, наверное, сами уже знаете, раз на меня вышли…

– Допустим, знаем, – сказал Гуров. – Одного мы до сих пор не услышали. Как фамилия этого мошенника?

– Игнатьев его фамилия, – мрачно ответил Вельский.

Глава 15

Серый «БМВ», принадлежавший господину Игнатьеву, был задержан уже на следующий день после обеда в подмосковном Звенигороде. Обстоятельства задержания выглядели достаточно странно, потому что в момент задержания за рулем машины сидел некий гражданин Республики Дагестан, к которому у местной милиции имелись давние претензии, но не имелось возможности эти претензии предъявить – для этого всегда было слишком мало улик. На этот раз его с большим удовольствием арестовали, потому что никаких документов на машину у него не было, а денег от него милиционеры не взяли – до такой степени этот человек им надоел.

Узнав об этом, Гуров распорядился, чтобы задержанного немедленно доставили в Москву, и стал ждать. Это не значило, что он томился от безделья. Весь этот день он крутился как белка в колесе.

Утром Гуров едва успел проводить жену. Ему было очень неловко, потому что он так и не позвонил ей накануне. Сначала закрутился со следственной бригадой, потом еще долго сидел с Крячко в главке, а потом решил, что уже слишком поздно и не стоит беспокоить жену перед дорогой. Свою ошибку он осознал в последний момент, когда на перроне увидел упрек в глазах Марии и почувствовал некоторый холодок, который окутывал ее, точно невидимое облачко. Она ни о чем не спрашивала, но Гуров счел нужным объясниться.

– Это была не подворотня, – сказал он смущенно. – Убили женщину. Пришлось устраивать засаду. А потом еще готовили ориентировку. Убийца объявлен в розыск. Нужно было провернуть все как можно быстрее, пока он не замел следы.

– Наверное, ты прав, – сказала Мария. – В конечном счете ты всегда оказываешься прав.

Прощальный поцелуй был мимолетным и неловким. Потом поезд ушел, а Гуров еще некоторое время стоял на перроне, думая о том, как неудачно все устроено в этом мире и как просто совершить ошибку, когда тебе кажется, что ты все делаешь правильно. «Хорошо, что есть такая штука, как время, – подумал он. – Время все исправляет и сглаживает. Значит, будем надеяться, что и на этот раз время все расставит по своим местам».

Долго предаваться печали он не мог, потому что нужно было срочно возвращаться в главк, где его ждал генерал Орлов. Убийство Тумановой и арест Вельского вытянули за собой целый хвост проблем, главной из которых было исчезновение Игнатьева и его водителя. Подполковник Сорокин мог назвать имена людей, неплохо знавших Игнатьева, но ни один из них, как выяснилось, не знал толком, чем тот занимается, и уж тем более не имел представления о его планах.

Правда, Гуров был уверен, что совсем уж бесследно Игнатьев исчезнуть не может. По его мнению, этот человек слишком свыкся с ролью мифического сотрудника Кремля, чтобы вот так сразу от нее отказаться. Наверняка он уверен, что и с убийством Тумановой у него все прошло гладко. Убивал, конечно, не он сам, а, скорее всего, Парамонов. Сговаривались они, конечно, с глазу на глаз – свидетелей не имеется, – и господин Игнатьев по-прежнему может чувствовать себя неуязвимым.

Своим единственным слабым местом он видит только аферу в Пожарске. Благодаря предательству верной прежде помощницы эта история стала достоянием посторонних людей, и к тому же она, эта история, еще далеко не закончилась. Окольными путями Игнатьев наверняка узнал о судьбе своих друзей из «Маркет-Тим». Возможно даже, что он узнал об этом из первых, так сказать, уст, позвонив насчет задержки платежа Визгалину. В данном случае очень интересно, что тот Игнатьеву ответил. Хватило ли Визгалину ума понять, что он имеет дело отнюдь не с кремлевским чиновником, или он по-прежнему находится в приятном заблуждении? Проникнуть в тайны чиновничьего мозга не так просто. Лучше всего об этом сказал бы сейчас сам Визгалин. Или Игнатьев. Но по известным причинам Гуров пока не мог с ними связаться. Приходилось додумывать ситуацию самому.

Он решил, что Визгалина в настоящий момент вряд ли сильно интересуют дела, касающиеся фальшивого тендера. Во всяком случае, сейчас он предельно насторожен. Обжегшись на молоке, дуют на воду. Возможно, он даже навел кое-какие справки о «кремлевском советнике». Другое дело Игнатьев. Его азартная натура может не удовлетвориться полученным результатом. Он вполне может попытаться дожать Визгалина, по крайней мере, еще раз связаться с ним. Рискованно? Но такие игроки привыкли рисковать. Очевидность такого риска может послужить ему своеобразной гарантией. Никто не ожидает, что он решится еще раз появиться в Пожарске. А почему бы и нет? Он никого не убивал, у него безупречная внешность и знание кремлевских реалий. В худшем случае его просто выдворят из города – потому что кому нужен свидетель собственной глупости? И передавать его в руки милиции слишком накладно для собственной репутации.