Шрифт:
Теперь музыка стала таинственной — звук флейты на восточном базаре.
В саду что-то шевелилось! Как по волшебству, нечто, напоминавшее сначала зеленую ниточку, а затем зеленую веревку, начало выбираться из земли, извиваясь и изгибаясь, как кобра в корзинке факира, пока его верхушка не скрылась из виду.
Пока оно росло в небо, ночь быстро сменилась днем, стебель становился все толще и толще, пока не превратился в изумрудно-зеленое дерево, на фоне которого домик стал казаться маленьким.
Снова зазвучало «Утро».
Джек потянулся, зевнул и неуклюже скатился с лавки. Положив руки на бедра, он невозможно наклонился назад, пытаясь расслабить затекшие суставы. И тут он заметил бобовый стебель.
Он отшатнулся назад, будто его ударили, попытался сохранить равновесие, ноги его подкашивались, руки крутились, как ветряная мельница.
— Мама! — завопил он. — Мама! Мама! Мама! Мама!
Старушка немедленно появилась с веником в руке, и Джек взволнованно запрыгал вокруг нее, показывая на стебель.
— Бобы, видите ли, — произнесла Матушка Гусыня, — оказались волшебными, и за ночь они выросли в бобовый стебель, поднявшийся выше облаков.
Что ж, все знают сказку о Джеке и бобовом зернышке, поэтому нет нужды повторять ее. В течение следующего часа история разворачивалась так, как сотни лет до этого: восхождение Джека, замок в облаках, великанья жена, спрятавшая Джека в печке, волшебная арфа, мешки с золотом и серебром — все это было вызвано к блестящей жизни гением Руперта.
Он держал нас в своих ладонях с начала и до конца, как будто он был великаном, а мы — Джеком. Он заставлял нас смеяться, он заставлял нас плакать, иногда то и другое одновременно. Я никогда не видела ничего подобного.
Моя голова гудела от вопросов. Как Руперт умудрялся управлять светом, звуковыми эффектами, музыкой и декорациями, одновременно манипулируя несколькими марионетками и говоря всеми голосами? Как он заставил расти бобовый стебель? Как Джек и великан могли устроить такую забавную погоню, не перепутавшись веревочками? Как восходило солнце? А луна?
Матушка Гусыня была права: бобы действительно оказались волшебными, и они околдовали нас всех.
Конец близился. Джек спускался по стеблю с сумками, полными серебра и золота, на талии. Великан преследовал его по пятам.
— Стой! — зарычал голос великана. — Стой, воришка, стой!
Не успел Джек спуститься на землю, как он уже звал мать.
— Мама! Мама! Неси топор! — закричал он и схватил его у нее из рук, соскочив на землю. Он начал яростно рубить бобовый стебель, который отдергивался от острого лезвия, словно ему больно.
Музыка нарастала до крещендо, и наступил странный момент, когда показалось, что время застыло. Затем стебель повалился на землю, и через секунду рухнул великан.
Он приземлился на двор перед домиком, на фоне его огромного торса домик казался маленьким, остекленевшие глаза пусто уставились над нашими головами. Великан был мертв, как камень.
Дети завопили — даже некоторые родители повскакивали на ноги.
Конечно, это был Галлигантус, монстр на крюке, которого я видела перед спектаклем. Но я понятия не имела, как потрясающе будет выглядеть его падение и смерть из зрительного зала.
Мое сердце колотилось о ребра. Превосходно!
— Так умер Галлигантус, — произнесла Матушка Гусыня, — жестокий великан. Спустя некоторое время его жене стало одиноко на небе, и она нашла другого великана в мужья. Джек и его мать, теперь богаче, чем мечтали в самых безумных фантазиях, жили, как все хорошие люди, долго и счастливо. И мы знаем, что так будет и у вас — у всех и каждого.
Джек беззаботно отряхнул руки, как будто убийство великанов было его повседневным занятием.
Красные занавеси медленно сомкнулись, и после этого в приходском зале начался ад.
— Это дьявол! — завопил женский голос позади зала. — Дьявол унес маленького мальчика и вздернул его! Господи, помоги нам! Это дьявол!
Я обернулась и увидела, как кто-то качается в открытых дверях. Безумная Мэг. Она указывала пальцем на сцену, а затем закрыла лицо руками. В это время зажегся верхний свет.
Викарий поспешил к ней.
— Нет! Нет! — крикнула она. — Не трогайте старую Мэг! Оставьте ее!
Он как-то ухитрился взять ее за плечи и бережно, но твердо увести на кухню, откуда еще в течение минуты или около того доносился ее надтреснутый голос, причитающий:
— Дьявол! Дьявол! Дьявол забрал бедного Робина!
Тишина воцарилась в помещении. Родители начали выводить детей — теперь притихших — к выходу.
Женщина из помощниц бесцельно побродила, прибираясь, и заторопилась прочь — вероятно, посплетничать, прикрывая рот руками, полагаю я.