Дейдре заморгала, не готовая так легко поверить.

– Разве он не видит, повредила ли я что-то или нет? Ты думаешь, что он может ошибаться?

– Почему бы и нет? – Софи пожала плечами. – Я никогда особо не доверяла врачам. Травяные отвары кухарки мне казались такими же полезными, как и все, что доктора когда-либо прописывали моей… моей матери. Они много лет давали ей лекарства, и это не принесло ей ни малейшей пользы. Ни пиявки, ни таблетки, если хорошенько подумать об этом. С другой стороны я видела фермеров, которые исцелялись от самых ужасных ран, когда все, чем они лечились, было лишь припарками и чаями. – Девушка положила ткань обратно в пахнущую лавандой воду. – Не думаю, что кто-то знает наверняка, что произойдет в будущем. Кто может точно сказать, что возможно, а что – нет?

Дейдре улеглась обратно на подушки, ее мысли крутились вокруг этого единственного утверждения.

Почему бы и нет?

Затем она отвернулась.

– Где Колдер?

Софи не ответила. Когда Дейдре перекатилась на бок лицом к ней, высокая девушка отвела взгляд.

– У лорда Брукхейвена много обязанностей.

Что ж, это едва ли стало сюрпризом… и все же, она была удивлена. Разве постель больной не требовала его присутствия, хотя бы на короткое время?

Очевидно, нет.

Софи пошевелилась.

– Дейдре, возможно, я должна сказать тебе. Колдер на…

Дейдре подняла руку, чтобы остановить ее.

– Я не хочу разговаривать о нем.

Качая головой, Софи попыталась снова.

– Дейдре…

– Я совершенно серьезна. Не говори о нем.

Вздохнув, Софи признала свое поражение.

– Ты устала. Хочешь, чтобы я ушла?

Дейдре закрыла глаза, ощущая приближение темного, неуловимого сна.

– Останься, – прошептала она, а затем заставила себя открыть свои глаза, чтобы заглянуть в глаза Софи. – Не говори ему, что я спрашивала о нем. Обещай.

Софи покачала головой.

– Обещаю.

Как раз тогда, когда Дейдре сдалась и темнота начала поглощать ее, она могла поклясться, что слышала еще одно, заключительное, слово от Софи.

– Идиотка.

Когда Колдер вернулся с испытания и представления, которым оказались похороны бедняги Баскина, Фортескью ждал его в вестибюле с сухим сюртуком и полотенцем.

– Я предположил, что вы не захотите тратить время на то, чтобы переодеться, перед тем, как навестить ее сиятельство, милорд.

Колдер прижался мокрым лицом к полотенцу и резко выдохнул.

– Это было так плохо, милорд?

Плохо? Это было ужасно. Весь мир появился там, чтобы увидеть трагедию в трех актах, которую представляла собой жизнь и смерть одного глупого, неуравновешенного, влюбленного мальчишки. Баскин сам выпустил пулю, от которой умер, но Колдер знал, что эта история рассказывается по всему городу, по крайней мере, в трех версиях: в одной он сам спустил курок, в другой это сделала Дейдре, и еще несколько слухов выдвигали в качестве убийцы Мэгги. Стоять рядом с бледными и сурово печальными членами семьи Баскина и противостоять вниманию и перешептываниям, пока бедного парня опускали в землю…

– Это был не самый лучший день, Фортескью. – Маркиз потер полотенцем свои мокрые волосы. – Почему на похоронах всегда идет дождь? – Дождь шел, когда он хоронил обоих родителей, а также Мелинду, если подумать об этом.

Одна жена похоронена, одна невеста сбежала, одна новобрачная почти убита. Единственная постоянная во всем этом – он сам. Колдер покачал головой.

– У меня нет таланта к браку.

Фортескью приподнял бровь.

– Напротив, милорд. Вы очень тщательно и решительно выбираете своих невест – и все время по неправильным причинам. С самого начала было ясно, что ваши отношения с предыдущей леди Брукхейвен сложатся не слишком хорошо. Я должен был предупредить вас, но не в моем положении делать это.

Колдер заворчал.

– Предупредить меня, что моя нежная, скромная невеста – шлюха? Не думаю, что я бы прислушался.

Фортескью с жалостью посмотрел на него.

– Леди Мелинда не была шлюхой, милорд. Она просто была молодой женщиной, которая любила одного мужчину, а ее подтолкнули к браку с другим.

Что-то внутри Колдера прояснилось, словно ил был унесен прочь, оставив сверкающий и чистый поток. Он поднял взгляд, чтобы посмотреть на дворецкого.

– Как Феба.

Фортескью кивнул.

– Это так, милорд. У вас талант выбирать женщин, чьи сердца уже заняты. Возможно, это происходит потому, что у вас самого нет желания завладеть этими сердцами?

Завладеть этими сердцами? Нет. Ни с Мелиндой. Ни даже с Фебой.

Только с Дейдре.

Его руки медленно сжались в кулаки. Не от ярости, а от тоски. Сердце Дейдре было тем, что он желал больше всего остального – гордое, упрямое, яростно независимое сердце Дейдре, которое она предложила ему, как золотое сокровище, и которое маркиз с презрением отверг, как грязную тряпку.