Уважаемые господа, я надеюсь, что это письмо застанет вас в добром здравии.

Стикли улыбнулся, нервная улыбка искривила его губы.

– Леди Брукхейвен самая воспитанная молодая женщина, не так ли?

Вульф заворчал. По крайней мере, Стикли предпочел расслышать это как ворчание, а не как что-то другое, менее приятное выступление. Проигнорировав своего партнера, он продолжил:

« Я решила не ставить в известность своего супруга о своем назревающем наследстве…»

– Что ж, это ее право, я полагаю, – произнес Стикли с осуждающим фырканьем. – Хотя я не должен был бы позволять своей жене скрывать такое от меня.

Он проигнорировал невнятное бормотание Вульфа о малой вероятности того, что Стикли когда-либо окажется в таком же положении, – и в самом деле, только потому, что парень не слишком заботится о своей внешности, не означает…

Он читал молча до тех пор, пока не дошел до предложения, которое заставило его руку стиснуть прекрасную бумагу так, что на ней появились неизгладимые складки.

– О нет. О… о… – Ничего нельзя было сделать. Только ругательство подойдет в такой момент, как этот. – О, черт!

Это вывело Вульфа из его ступора с таким же эффектом, как если бы опущенная серебряная волчья голова на его трости приподнялась и укусила Вульфа. Его ботинки ударились о пол, и он поднялся на ноги далеко не таким плавным, как обычно, движением.

– Что? Что такое?

Стикли не мог дышать.

– П… п… – Он отчаянно махнул письмом в сторону Вульфа. – П…

Вульф поднял свою трость.

– Выкладывай, Стикли!

– Полное изъятие! – задохнулся его партнер. – Немедленно после того, как она станет герцогиней Брукмур!

Вульф побледнел под своим зеленоватым цветом лица и медленно опустился обратно в кресло.

– О. – Он сделал глубокий вдох. – О, дьявол!

Стикли истерично кивнул.

– Точно! Верно! О, Вульф, что мы собираемся делать?

Вульф долго смотрела в блестящие серебряные глаза на своей трости. Затем он медленно поднял голову.

– Бедняжка, – произнес он ласковым голосом. Затем покачал головой. – Итак, она осознала, что значить выйти замуж за Чудовище.

Стикли уставился на короткую записку, пытаясь разгадать ее источник.

– Ты думаешь, что она хочет оставить его? – Он быстро заморгал. – Так скоро? – Холодок пробежал по его телу. – Думаешь, она боится его?

Вуьф тяжело вздохнул.

– Может ли быть что-то еще? Она сразу же должна была обнаружить его истинную сущность. Теперь она в отчаянии, и готов поспорить, боится, что закончит так же, как и первая маркиза Брукхейвен.

Стикли заерзал, испытывая неудобство от таких мрачных предположений.

– Тогда, если она по-настоящему в опасности, – медленно предположил он, – возможно, мы должны просто отдать ей деньги. Они по праву принадлежат ей, в конце концов – или, по крайней мере, скоро будут принадлежать.

Вульф глубокомысленно кивнул.

– Это могло бы быть подходящим решением – если только он не доберется до денег. Тогда она будет беспомощна. – Он развел руками. – И кто сможет остановить его? Ему уже сошло с рук одно убийство.

В точности в это всегда верил и сам Стикли.

– Что ты предлагаешь?

Вульф размышлял над головой у своей трости.

– Я думаю… что, если мы сделаем для нее нечто большее? Что, если мы поможем ей освободиться от этого ужасного брака… навсегда?

Стикли вздрогнул от твердости, блеснувшей в глазах его партнера. Внезапно он вспомнил о тех тревожащих моментах во время их последнего приключения, когда он был почти уверен, что Вульф замышляет… хм, насилие.

– Ты же не имеешь в виду…

Вульф сфокусировал свой рассеянный взгляд на бледном лице Стикли. Стальной блеск исчез, и на его месте появилась зарождающаяся ухмылка.

– Не беспокойся, Стик. Я в точности знаю, что делать.

Стикли покачал головой, обеспокоенный больше, чем когда бы то ни было.

– Я боялся, что ты собираешься сказать именно это.

Как только Дейдре позавтракала и оделась, она обнаружила, что у нее нет никаких дел. Ей нечем было заняться в Брук-Хаусе. Домашнее хозяйство и так работало гладко. Кроме того, чтобы разыскать пропавшего котенка, у нее не было никаких планов ни на этот день, ни на какие-либо следующие дни, так как не нужно будет ни выбирать платья, ни делать прически ближе к вечеру.