Служанка, отвечавшая за госпожу, весьма, как мы знали, толковая, делала ей все, что делают беременным, в том числе ежедневно мыла в бане. И вот однажды, когда больная была в первом банном помещении, ее схватила сильнейшая боль, какая обыкновенно бывает у рожениц, и излилась жидкость водянистого вида в таком количестве, что она, выбежав в предбанник, потеряла сознание.

Женщины сбежались с громкими воплями, но ни одна из них не стала ей растирать ни ноги, ни руки, ни подвздошье или, как иногда говорят, желудок. Случайно я как раз проходил мимо дверей бани, услышал крики и поспешил внутрь. Увидев, что больная в обмороке, я схватил мазь, сделанную из копытня, и натер ей желудок, а женщинам велел не стоять и не реветь попусту, а одним согревать ей руки, другим ноги, третьим давать ей нюхать сильно пахнущие вещества. Так мы вскоре привели ее в чувство.

Повитуха очень обрадовалась, что по истечении жидкости живот опал — не потому, что ошиблась, думая, что больная должна вскоре родить, а потому, что, хорошо зная свое дело, могла упрекать нас, не доверявших нами же назначенному лечению.

Все мы думали, что делать, и никто не решался ни продолжать лечение больной прежним способом, ни избрать другой. Но однажды ночью, когда я размышлял об этом случае, мне пришла в голову такая мысль. В тот день, когда она, как я уже говорил, упала в обморок и я сказал столпившимся вокруг нее с воплями женщинам, что от них нет никакого толка, я, взяв мазь из копытня, растирал ей подвздошье и подреберье. И вот я вспомнил, что почувствовал в этой области такую дряблость подвздошных мышц, что, хотя сначала собирался делать довольно жесткий массаж, потом отказался от этого, чтобы у нее на теле от растирания не осталось кровоподтеков.

Приведу совершенно подходящее сравнение: вся область подреберья у нее напомнила мне молоко, скисающее и превращающееся в творог, но еще не совершенно створожившееся.

Все мы решили воздействовать на излишек влаги, от которого она страдала, также влажными средствами, и искали метод лечения, который ее не только высушивал, но и согревал, чтобы не истощить ее тело, имевшее чересчур влажный темперамент. В частности, летом мы пытались достичь действия, противного ее природе, укладывая на горячий морской песок.

И, поразмыслив, что общая ошибка всех врачей, допускаемая для большей части болезней, в том, что они стараются вывести излишнюю влагу, но не заботятся о том, чтобы очищенный таким образом больной вновь не попал в прежнее положение, я решил, что общий принцип лечения должен быть таков: как можно меньше пить, растирать все тело и натираться мазями, составленными таким образом: не на смоле и камеди, но на меду и только на меду, который вначале долго варят, а потом остужают примерно до температуры родниковой воды летом.

Но еще лучше было, как я знал, выводить лишнюю жидкость через кожу и, кроме того, проводить ее через мочевой пузырь мочегонными средствами, а также пытаться направить ее вниз через подчревную область.

Этот способ я пробовал целую неделю после обильного истечения у больной. Между тем Боэт спросил всех нас вместе и каждого в отдельности, как мы собираемся лечить его жену. Тогда я отвел его в сторону, подальше от слуг и друзей, собравшихся в доме, и наедине сказал ему такие слова: "Поскольку ты знаешь, что я еще никогда, ни единого раза не терпел неудачи в своих врачебных замыслах, сам сообрази, позволишь ли ты мне делать для исцеления твоей супруги то, что я сочту нужным, в течение десяти дней. Если после каждого из моих действий произойдет заметное улучшение, позволь мне заниматься ее здоровьем еще столько же времени. Если же улучшения не будет, я совершенно откажусь ее лечить".

Он тотчас согласился, и я принялся очищать ей подчревную область водогонными средствами, а также давал пить настой копытня и сельдерея.

После этого в продолжение первых двух дней лечения не было никаких следов истечений. Тогда на третий день я дал ей небольшую дозу другого средства, которое вывело то, что натекло в матку, в подчревную область, желая вывести эту жидкость не только через мочу, но и через брюшную полость. Затем я каждый день растирал ее медом и массировал тело сперва очень тонким полотном, а затем самыми суровыми тканями, а есть давал горную птицу и рыбу из-под скал. Через две недели такого лечения от болезни и следа не осталось, и Боэт, поняв, что я сделал больше, чем обещал, попросил меня завершить ее лечение и дать наставление на будущее, чтобы с женой его вновь не случилось того же.

По прошествии месяца, когда к ней совершенно вернулся здоровый цвет лица, восстановилось естественное состояние и не замечалось никаких истечений, Боэт прислал мне четыреста золотых монет» [324] .

Не забудем еще о беспредметных тревогах вследствие каких-нибудь ложных сведений или ипохондрии. Так, возможно, было с одной египтянкой, искавшей слабительное. В одном из папирусов Оксиринха [325] некая Ирина очень просит у работника Парамона две драхмы слабительного (речь, без сомнения, идет о твердом лекарстве, которое растворяли в вине, воде или молоке, желательно женском). Насколько мы знаем, у Ирины не было никаких медицинских познаний, но жалобы на пищеварение и стул в римскую эпоху встречались часто. Судя по всему, она страдала ипохондрией и навязчивой идеей запора.

Многие женщины умирали от родов, но некоторые, избежав этой опасности, доживали до чрезвычайно преклонных лет: Теренция — вдова Цицерона — прожила сто три года, а актриса Лукцея умерла на сцене ста лет от роду. Уммидия Квадратилла, сообщает Плиний [326] , «скончалась в возрасте немного меньше восьмидесяти лет: до последнего недомогания была она свежа и не в пример другим матронам крепка и плотна телом». Других же еще в молодости поражали роковые недуги, род которых на похоронных плитах не уточнялся: например, об Омидии Басилиссе, умершей двадцати пяти лет, сказано, что она покинула сей мир «вследствие продолжительных разнообразных болезней» (post longas et varias infirmitates) [327] .