– И что же случилось потом?

– Она постучал снова, уже громче. Стук разбудил мужа, и он вышел из комнаты, где спал.

– Продолжайте.

– А госпожа Токаева открыла дверь трейлера и вошла. Рафа принялся ругаться, тут прогремели два выстрела. Все случилось очень быстро. Я помню, как она схватила меня и разорвала на мне одежду, а потом швырнула на пол и попыталась овладеть мной. Она пыталась пихнуть в меня инородное вещество, то ли дерево, то ли шланг.

– Вы сопротивлялись?

– Я умоляла ее отпустить меня.

– Она говорила что-нибудь?

– Нет, ничего. Мне показалось, она сошла с ума. Она.., она делала такие ужасные вещи.., руками.., и целовала меня.., это было ужасно! Каждый раз, когда я пыталась вырваться, она била меня кулаками и.., и силой заставляла терпеть все это!

– А ваш муж в это время мертвый лежал на полу?

– Да.

– Хорошо. А перед тем, - как это случилось, гражданка Цыбина, вы ничего не слышали? Скажем, какие-то звуки? Свидетельствующие о том, что перед трейлером происходит борьба?

– Нет. Не слышала.

– Может, там был кто-то еще, кроме Нонны?

– Нет.

– И вы готовы поклясться Аллахом, что человеком, который застрелил вашего мужа, а потом надругался над вами, была именно Нонна Токаева? Можете ли вы поклясться, что узнали ее, и это несмотря на то, что, по вашим собственным словам, в трейлере было темно и вы не видели ее лица?

– Да. Клянусь.

Стояла мертвая тишина, когда секретарь суда закончил читать показания вдовы и, свернув листки, передал их окружному прокурору.

Судья Балаев бросил взгляд в сторону Семена Рохмана:

– Хотите ли вы, как защитник подозреваемой, что-нибудь сказать? Может быть, у вас есть какие-нибудь сомнения? Или просьбы?

Рохман в это время склонился к уху Нонны.

– Не нравится мне, как они настроены, - прошептал он.
– Не думаю, что у нас есть основания просить, чтобы тебя выпустили под залог. Полагаю, будет куда безопаснее для тебя же самой побыть пока в тюрьме, а я в это время попробую собрать доказательства, чтобы подтвердить твои слова.

– Делай, как считаешь нужным, - ответила Нонна. Адвокат поднялся:

– Нет, господин судья, ни сомнений, ни просьб. В свете вышеизложенного я считаю необходимым отозвать свою просьбу об освобождении обвиняемого под залог.

– Тогда на основании приведенных показаний и всех собранных в ходе дознания улик я считаю, что обвиняемый должен предстать перед судом по обвинению в убийстве Рафы Цыбина и зверском изнасиловании его жены.

Зал суда будто взорвался - шумом, криками, свистом. Чуть ли не впервые зрители были удовлетворены решением судьи.

– Арестованная по-прежнему остается в тюрьме.

Нонна поднялась и в упор посмотрела на Альберта. Побледнев, он сидел, прикрыв ладонью лицо, как будто стеснялся, а злобная улыбка на лице Тарика стала еще шире.

За спиной Нонны стоял Семен Рохман.

Судья Балаев хмуро посмотрел на Нонну, потом перевел взгляд на Рохмана:

– Как защитник обвиняемой, вы можете потребовать дальнейшего расследования или, если угодно, вызвать в суд любых свидетелей, которые могли бы подтвердить слова подзащитной. А до этого я передаю подозреваемого в руки полиции с условием содержания в тюрьме острова Артем вплоть до того дня, когда состоится суд. А теперь слушаю вас, адвокат. У вас есть какие-нибудь просьбы?
– повторил он.

– Нет, нет, - адресуясь к суду, произнес Рохман. В голосе его прозвучало нескрываемое презрение.
– Поскольку это всего лишь предварительное слушание, а только суд вправе выносить свое решение, когда речь идет о столь серьезном обвинении, которое выдвинуто против моей клиентки, я подожду.

Я, как и любой адвокат на моем месте, считаю свою подзащитную невиновной, предъявленные ей обвинения - ложными и ошибочными. Но в настоящий момент не считаю нужным что-либо предпринимать.

Высокомерный тон этого заявления задел самолюбие толпы. Ропот среди взволнованных зрителей стал еще громче, послышались возмущенные выкрики.

Нонна хорошо понимала, что творится в их головах. И она сама, и Семен были отпрысками старинных, уважаемых семей, принадлежавших к сливкам местного общества, со связями в самых высоких политических кругах.

Никто не сомневался, что будут задействованы все рычаги, чтобы вытащить ее на свободу. Она даже пожалела, что старина Семен держался так вызывающе высокомерно. В конце концов, нет ничего страшнее возмущенной толпы. А сейчас в сгустившейся атмосфере острова явственно попахивало судом Линча.