Они могли уже в деталях рассмотреть дым, плывший от Ливорно. Хисфилд подозревал, что Королевские ВВС уделили этому городу особое внимание. И по-прежнему горело каботажное судно. Приятно было видеть, что враг пострадал во многих точках, к тому же обманное затишье могло сделать его менее осторожным, что снизит возможность неудачи атаки, которая должна была вскоре начаться.

Приблизившись, скорость снизили до шести узлов. Два MTSM отделились и быстро ушли в сторону мола. Торпедный катер был недалеко от точки выпуска чариотов, и Хисфилд решил переброситься несколькими словами с командующим офицером:

– Лейтенант Карминати, могу я побеседовать с вами?

Хисфилд знал, что при запуске двигателей или на холостом ходу торпедный катер сильно шумит, так что он собирался остановить двигатели, как только точка выпуска будет достигнута, и не гонять их на нейтрале.

– Берег, кажется, совсем рядом справа, и я не могу рисковать быть услышанным. Кроме того, я вижу, что береговая батарея и прожектор находятся на траверзе. Мы подождем после отхода чариотов четверть часа, потом можно будет вновь запустить моторы. Дадим им отойти достаточно далеко, до того, как нас высветит прожектор, потому что это произойдет, я думаю, сразу, как только мы дадим газ. Хорошо? Благодарю.

Точка была достигнута через двадцать минут после полуночи. Команды оделись и были готовы сойти в воду, как только винты прекратят вращение, через несколько минут они будут уже далеко. Когда прозвучали все слова прощания и добрые напутствия, Хисфилд некоторое время постоял в одиночестве. Видимость, черт бы ее побери, была по-прежнему превосходной. С точки зрения джерри лучшей и быть не могло. И вот именно тогда упитанный итальянский моряк поймал его взгляд, указал на небо и на берег выразительным жестом, достойным «Grand Opera», и заметил:

– Раздражает, да, commandante?

Жаль, что никто не мог знать, что происходило в этот момент в мыслях Берея. Это касалось его отношения к итальянцам, особенно если учесть, что до сих пор он плохо скрывал неуважение к их методам. Две машины были спущены со специально срезанной кормы торпедного катера с очень небольшим шумом. Вхождение в воду со специально сконструированного низкого надводного борта было также легким для ныряльщиков. «Действительно, – думал Берей, – все это превосходно, лучший способ транспортировки, в котором я когда-либо участвовал».

Чариотеры были в воде, машины выскользнули из своих креплений. Четверо человек провели и проверили регулировку, поставили моторы на «малый вперед». Через пару мгновений они миновали скулу торпедного катера и с головой ушли в темноту. Была волна от машины Каузера, затем они ушли: Каузер – чтобы отыскать и потопить «Больцано», Берей – «Горицию». Даже на борту торпедного катера номер 74, кажется, стихли все голоса.

Здесь уместно сказать о расхождениях в последующих свидетельствах. Командир торпедного катера и кэптен Хисфилд оба впоследствии заявляли, что торпеды были спущены примерно в трех милях от мола; оба экипажа, однако, были убеждены, что исходное расстояние было значительно больше трех миль. Каузер оценивал его в восемь миль, Берей – по крайней мере в шесть. Впоследствии выяснилось, что ошибались чариотеры, а их неточная оценка произошла по той причине, что батареи торпед давали меньшую скорость, чем обычно.

Судьба этих двух экипажей разнилась с самого момента запуска. Каузер и Смит наслаждались беспрепятственным подходом к цели, если не считать того, что плавание это несколько затянулось. Спустя несколько минут после прощания с торпедным катером Каузер повернул голову, чтобы еще раз посмотреть на него, но смог увидеть только тьму, и даже не было никакого намека на силуэт. Только тогда он полностью ощутил, что теперь они со Смитом предоставлены сами себе и должны сами достичь сильно защищенной вражеской гавани. Это вызвало неприятное ощущение в желудке – разновидность волнения или напряжения, которую он всегда испытывал перед серьезной игрой или испытанием.

В течение первого часа они шли по поверхности, не видя никаких признаков противника, но после того, как этот час прошел, они услышали «пуф-пуф» дизельного двигателя и тотчас же погрузились на двадцатипятифутовую глубину и сбросили скорость. Шум, казалось, приближался к ним и становился все громче, но в конце концов прошел прямо над ними и замер вдалеке. Как только Каузер счел ситуацию безопасной, он вновь поднялся на поверхность и остановил мотор, он тут же пояснил Смиту знаками и многократными подталкиваниями, что тот должен, сидя на корме (маневр, не характерный для этого типа чариотов), вести наблюдение за тем, что происходит сзади. Затем они продолжали идти по поверхности, и Каузер был весьма заинтригован оживленным движением на пути в гавань. По всему берегу была красивая стрельба трассирующими залпами, светили прожектора и целый набор сигнальных ракет.

Затем Каузер смог разглядеть на близком расстоянии черный силуэт. Это, как выяснилось, было боновозаградительное судно, как он и ожидал. Скорее всего, оно несло гидроакустическую вахту, и они, соответственно, на время изменили скорость и приняли некоторые предосторожности в ходе своего маневрирования. Переменив курс, они пошли вправо, где обнаружили навигационный буй, стоящий на полпути к молу. Пока никаких препятствий. Через полминуты Каузер развернул нос машины еще правее и повел ее параллельно молу ярдах в пятнадцати от него. Он полагал, что найдет восточный проход без особых затруднений.