– Сергей! – закричал дядя. – Не видел ли ты здесь старуху?

– А она, дядечка, на заднем дворике голубей кормит. Вот, слышите, как она их зовёт? «Абракадабра, Абракадабра»!

– «Абракадабра! – хрипло зарычал дядя. – Я вот ей покажу «Абракадабра»!

Старик Яков, белый и трясущийся, лишь безмолвно сжимал до синевы свои оказавшиеся вдруг необычайно могучими кулаки.

Голуби с шумом взметнулись на крышу, а старуха, видел я сквозь заросли кустарника, с беспокойством глянула на подскочивших к ней мужчин.

Дальше я слышал только отдельные крики. Иногда в проёмы между веток появлялись перекошенные лица участников свары. Слышались возгласы:

– Так это вы против нас, получается! – негодовал дядя. – Против своих же! Готовите объяснение в случае неудачи?! Дешёвыми трюками промышляете!

– Для своих друзей, – невнятно бормотала старуха, – для хороших людей…

Меры предосторожности. Для вашей же пользы. Ай-ай!.. Что он на меня так смотрит?

Старик Яков, по всей видимости, вышел из себя и попытался отобрать у неё что-то силой.

– Да ласково же, ласково! – восклицал обеспокоено дядя.

Но, видимо, было уже поздно. Старуха взмахнула своей лакированной палкой, и старика Якова не стало видно.

– О, чёрт подери! – в отчаянии воздел руки к небу дядя, глядя куда-то себе под ноги. – Вседержательница! Госпожа! Мы так ничего не выполним. Мы провалим задание. Что сейчас прикажите мне делать? Я его даже в карман не смогу положить! Он был не прав, он погорячился. Верните его в изначально заданную форму.

К компании присоединился вышедший из дома карлик. Вместе с дядей он принялся уговаривать старуху вернуть Якова в исходное состояние. Уговоры, наконец, увенчались успехом. Покидая с высоко поднятой головой место ристалища, старуха ещё раз взмахнула лакированной палкой и жалкий, трясущийся старик Яков вновь появился в проёмах кустарника. На старуху он больше не кидался.

До отплытия черниговского парохода времени оставалось уже немного. И тогда, охрипшие, обозлённые, испуганные, дядя и Яков пошли одеваться.

Старик Яков переменил взмокшую рубаху. С удивлением глядел я на его могучие плечи: у него было волосатое загорелое туловище, и, как железные шары, перекатывались и играли под кожей мускулы.

«Да, этот кривоногий дуб ещё пошумит, – подумал я. – А ведь когда он оденется, согнётся, закашляет и схватится за сердце, ну как не подумать, что

это и правда только болезненный беззубый старикашка!»

На речной вокзал мы пришли рано. Только ещё объявили посадку, и до отхода оставался час. Старик Яков быстро прошёл в каюту и больше не выходил оттуда ни разу.

Мы с дядей бродили по палубе, и я чувствовал, что дядя чем-то встревожен. Он то и дело оставлял меня одного, под видом того, что ему нужно то в умывальник, то в буфет, то в киоск, то к старику Якову.

Наконец он вернулся чем-то обрадованный и протянул мне пригоршню белых черешен.

– Ба! – удивлённо воскликнул он. – Посмотри-ка! А вот идёт твой друг Славка!

– Разве тебе ехать в эту сторону? – бросаясь к Славке, спросил я.

– Я же тебе говорил, что вверх, – ответил Славка – Ну-ка, посмотри, вода течёт откуда?.. А ты куда? До Чернигова?

– Нет, Славка! Мы только провожаем одного знакомого.

– Жаль! А то вдвоём прокатились бы весело. У отца в каюте миелофон… сильный… далеко мысли читает.

– Глядите, – остановил нас дядя. – Вон на воде какая комедия!

Крохотный, сердитый пароходишко, чёрный от дыма, отчаянно колотил по воде колёсами и тянул за собой огромную, груженную лесом баржу.

Тут я заметил, что мы остановились как раз перед окошком той каюты, что занимал старик Яков, и сейчас оттуда, сквозь щель меж занавесок, выглядывали его противные выпученные глаза.

«Сидишь, сыч, а свету боишься», – подумал я и потащил Славку на другое место.

– Так не забудь зайти за плейером, – напомнил он. – Отец вернётся завтра обязательно.

– Ладно, зайду! Прощай, Славка! Будь счастлив!

– И ты тоже! Эй, папа! Я здесь! – крикнул он и бросился к отцу, который с миелофоном в руках вышел на палубу и оглядывался по сторонам, словно решая, у кого бы почитать мысли.