Но ничего из этого Майкл не видел. Он не мог оторвать взгляда от разрисованной маслом стены, подавляющей всю остальную комнату: портрета Адольфа Гитлера в униформе, поднявшего руку в фашистском салюте, на фоне свастики.

Майкл отвернулся, не в силах поверить, что его пациент, пришедший к нему за искуплением, все еще находился под властью своего идола. Он вернулся в прихожую и снова позвал:

– Мистер Дортмунд! Вы здесь? Герр Дортмунд!

В прихожей были три другие двери – одна распахнута, две приоткрыты. Майкл заглянул в первую дверь, за которой оказалась спальня. Пустая комната с голыми стенами и узкой, аккуратно заправленной кроватью. Как и во всей квартире, здесь пахло старостью. Белье сложено ровной стопкой на единственном в комнате стуле с домашними тапочками под ним.

Следующая дверь вела в крохотную кухню с древним гарнитуром, чумазой газовой плитой и маленьким, покрытым пластиком столом, на котором лежала немецкая газета.

Вернувшись в прихожую, Майкл заметил электрический кабель, воткнутый в розетку и исчезающий в третьем помещении. Недобрые предчувствия усилились. Он позвал еще раз:

– Мистер Дортмунд? – подождал, постучал в дверь и открыл ее.

Он ожидал чего-то подобного, но все равно увиденное вызвало у него шок.

В маленькой зеленой ванне, наполовину погруженное в воду, лежало голое, худое и жалкое тело Германа Дортмунда.

Его глаза были широко открыты, в них застыло удивленное выражение. Рот также был открыт, нижняя челюсть выступала вперед, губы формировали почти правильную букву «О» – свидетельство мучительной смерти. Брови были опалены. Костистые руки немца, погруженные в воду и располагавшиеся между его бедрами, держали электрический обогреватель. Он-то и был подключен шнуром к розетке.

Майкл вышел из ванной и вытащил вилку, затем вернулся и дотронулся до лица Дортмунда. Кожа была холодной – старик был мертв уже давно. Майкл проверил пульс, зная, что ему уже ничем не поможешь.

Оставив Дортмунда, он вернулся в гостиную, где должен был быть телефон. Марлен Дитрих все повторяла одни и те же слова. Майкл подумал, не выключить ли проигрыватель, но решил оставить все как есть.

Затем ему на глаза попался единственный в комнате красивый предмет – письменный стол с убирающейся крышкой, на котором рядом с телефоном ровным рядом лежали четыре подписанных конверта. Их будто специально разложили на виду.

Майкл подошел к столу и из любопытства взглянул на них. Одно письмо, судя по выполненной дрожащей рукой надписи, было адресовано адвокатской конторе в Кройдоне. Второе – женщине, живущей в Бонне. Третье – мужчине в Штутгарт. Четвертое письмо было адресовано Майклу.

«Наверное, плата за консультации», – подумал он и открыл конверт. Внутри была записка, написанная тем же аккуратным, но неровным из-за дрожания руки почерком. В ней говорилось:

Гленн Брэнсон расплывался от жары. Он стоял на ковре, липком от пролитого пива, в набитом битком верхнем зале какого-то паба в северном Лондоне – он точно не знал в каком. Его окружало около ста полицейских офицеров, которые шумно чествовали уходящего на пенсию детектива-инспектора Дика Бардольфа, ради которого и было устроено это мероприятие. В настоящий момент сам Дик Бардольф, без галстука и в расстегнутой рубашке, находился между обнаженными грудями девушки-стриптизерши, чьей работой было поздравить его.

Гленн прислонился к барной стойке и старался привлечь внимание не справляющегося с таким количеством народа бармена, которому приходилось держать в голове по восемь заказов одновременно. В свое время, когда Гленн работал вышибалой, он навидался распущенных женщин. Он не любил поздравлений стриптизерш. Он не любил, когда собиралась большая пьяная толпа. К тому же сегодня он был не в духе. За время службы в полиции на его долю выпало уже немало трупов, но ни одна смерть не поразила его так, как смерть Коры Барстридж и гибель человека, выловленного сегодня в Шорэмской гавани. Целый день перед его глазами стоял голый череп над раздувшейся кожаной курткой, целый день он обонял ужасный трупный запах, и три пинты светлого пива не смогли ничего с этим поделать. А еще он не переставая думал о Коре Барстридж.

Завтра ее похороны. Они будто клали конец всему. Впереди ведь еще дознание, и, если после кремации появятся новые улики, будет наверняка трудно добраться до правды о том, что в действительности с ней произошло…

Гленн попался наконец на глаза бармену, но тот сразу же отвернулся и стал обслуживать кого-то еще. Гленн задумался, сколько ему еще здесь находиться. Он что-то слышал о грядущем ужине с китайской кухней, но он уже слишком устал. Хорошо было бы поехать домой и лечь спать не за полночь.