– Комитетские интриги избавили меня от необходимости что-либо выбирать. Когда вернулся из Южной Америки, вдруг велели явиться к Хоменкову, заму председателя Спорткомитета СССР. Я в полном недоумении ломал голову: «Что же случилось?» Ну, а когда пришел в назначенное время и со мной в кабинет зашел Капитонов, начальник отдела коньков, понял: «дело пахнет керосином». Так и случилось.

Хоменков долго возиться не собирался. Сразу начал вразумлять: «В общем, так! Коньки тебя вырастили, воспитали. А ты в футбол намылился. Вот наши условия: или возвращаешься «в коньки», или вон из Спорткомитета!» Ультиматум, одним словом. «Леонид Сергеевич, это же не моя воля. Я что, сам напрашивался?» А тому мои пояснения «по барабану». Подумаешь, докторишка какой-то! «Все! Иди!» – закончил разговор Хоменков.

Так разом мое «единство противоположностей» и разрешилось. Вышли мы с Капитоновым из начальственного кабинета. Он мне вручил билет на самолет. И я отправился в Пермь на соревнования с участием скороходов сборной СССР. Так вплоть до Игр в Гренобле и еще год после них я оказался на большом отдалении от мастеров кожаного мяча.

– А Лондон «гуд бай»?

– Не пустили меня туда. Кстати, позже интересная деталь выяснилась. Когда стало известно, что на футбольное первенство мира не лечу, меня спросили: «Кого вместо себя рекомендуешь?» – «Есть доктор Сигал». Мой коллега-приятель – мы в лужниковском диспансере работали. А когда, как мне рассказывали, список положили для утверждения на стол председателю Спорткомитета Машину, чуть конфуз не случился. Он меня неплохо знал по конькам. Не увидев в графе «врач команды» знакомую фамилию, спросил: «А где Мышалов?» Хоменков или кто-то из его приспешников ответил: «Да он отказался! Не хочет!»

– Неужели «шило из мешка» так и не выпало?

– Да нет. Оно, в соответствии с пословицей, рано или поздно вылезает. В моем случае это случилось по дороге на очередную зимнюю Спартакиаду народов СССР в Свердловске.

– В 1967-м?

– Точно! Из Москвы мы отправились поездом. Так получилось, что в том же вагоне находилось спорткомитетовское руководство. Наше с Кудрявцевым купе оказалось по соседству. Мы не могли не столкнуться с Машиным. Увидев меня, председатель Спорткомитета, словно вспомнив что-то, велел: «Ну-ка, зайди ко мне!» Зашел в купе. «Ты чего отказался-то, не поехал в Лондон?» – «Юрий Дмитриевич! Да не отказывался я вовсе…» И пересказал разговор с Хоменковым двухгодичной давности.

– И как министр спорта отреагировал?

– Да никак. Только слегка посетовал: «Что ж мне не сказали?» Словно всерьез ожидал, что я буду бегать по высоким кабинетам и правду искать… Впрочем, знание ее большим начальством свою роль, наверное, все же сыграло. Потому что в 1969-м, когда главным тренером футбольной сборной стал Качалин, врачом там работал Белаковский. Олег курировал и хоккеистов. Значит, разрывался на два фронта. Что Качалину не нравилось. В конце концов он поставил перед руководством Спорткомитета вопрос ребром: требуется доктор, который будет целиком отдавать себя футболу. Тогда его спросили: «А кто вам нужен?» – «Мышалов».

В конце 1969 года меня в очередной раз вызвали к руководству и сказали: «Все! Хватит туда-сюда прыгать!» Но я уже ученый был:

«Нет, давайте-ка оформляйте приказом. Чтобы Хоменков ко мне больше не имел претензий и не грозил вышвырнуть из спорта».

– А тот еще оставался в особняке в Скатертном переулке?

– Оставался. Но в апреле 1970-го вопрос решался на более высоком уровне. Гранаткин пошел со мной к новому руководителю Спорткомитета Сергею Павлову. Бывший первый секретарь ЦК ВЛКСМ – сильная личность и крепкий руководитель. Завел меня Валентин Александрович к нему и представил: «Вот Мышалов!» – «Да знаю я его. Ну и что?» Гранаткин зашуршал бумажками, объясняя, что вот-де, есть просьба Федерации футбола.

Павлов недолго слушал. Вызвал секретаря: «Подготовьте приказ о переводе Мышалова в Федерацию футбола СССР».

– Как на этот раз отреагировали конькобежцы сборной?

– Ужасно! Я очень тяжело пережил наш разрыв…

– На многолетних, человеческих отношениях, которые сложились у вас с тренерами и участниками конькобежной сборной, это отразилось?

– Абсолютно нет! До сих пор со всеми скороходами великолепно общаюсь. Каждый год, когда ветераны собираются на традиционную встречу в ресторане, обязательно прихожу. Столь же теплыми остались мои связи с тренерами. Правда, Аниканов, к сожалению, рано ушел из жизни: трагически глупой оказалась его смерть – подавился котлетой. А Кудрявцев еще долго работал. Частенько звонил. И я ему всегда помогал. А когда заболел, навещал его дома. И с Капитоновым остались добрые отношения. Узнав о моем окончательном уходе в футбол, он воскликнул: «Ну, просто хочется выйти на улицу и кричать во весь голос – «Украли врача!»

– Итак, Савелий Евсеевич, с конца 1969 года началась ваша работа врача в главной футбольной команде страны не по совместительству, а на постоянной основе. И судя по тому, что в этом качестве закрепились аж на два десятилетия, оказались явно на своем месте. Ведь даже главные режиссеры игры сборной – ее тренеры – все время менялись, а вы оставались. Как с ними работалось? Какими они сами и их команды виделись?

– Полагаю, правильно будет немного вернуться назад. И начать с тех, под началом которых довелось трудиться еще в период совместительства. То есть с Морозова и Соловьева. Так получилось, что сотрудничество и с тем, и с другим оказалось недолгим.

Напомню: Николай Петрович Морозов пригласил меня в свою команду в сентябре 1965-го. И мне сразу – можно сказать, с места в карьер пришлось лететь с командой на отборочную игру с Грецией. А в ноябре мы выехали в турне по Южной Америке. По окончании которого наше сотрудничество закончилось.