По делу Саренпи было проведено около двадцати различных экспертиз (криминалистических, судебно-медицинских, дактилоскопических и др.), но наибольшее психологическое воздействие на преступника оказал результат медико-криминалистической экспертизы. Именно после нее Саренпя понял бессмысленность его наивных попыток уйти от ответственности и начал давать правдивые показания. В выводах ее, в частности, говорится: «Возможность того, что следы зубов на коже тела Агеевой и Соколовой оставлены одним и тем же человеком, не исключается… Следы зубов на теле потерпевших оставлены, вероятнее всего, гражданином Саренпей Владимиром Рональдовичем…»

Предварительное следствие подходило к концу, но Саренпя, находившийся в одиночной камере, вдруг повел себя довольно странно. Внезапно он отказался от своих первоначальных показаний и попытался направить следствие по ложному следу. Потом замкнулся, ушел в себя и вообще отказался от дачи показаний. С приближением дня суда воображение его заходило все дальше. Он передал следователю записи, где написал об угрожающей ему расправе и преследующих его лицах. Сомнения в полноценности его психического состояния явились поводом к назначению судебно-психиатрической экспертизы.

Такая экспертиза, как правило, проводится комиссией в составе трех врачей, один из которых, наиболее опытный, является председателем комиссии. Необходимость ее вызывается тем обстоятельством, что одно из обязательных условий признания виновности обвиняемого – это его вменяемость. К человеку невменяемому какие-либо санкции, предусмотренные законом, не могут быть применены, сколь бы тяжкое преступление он ни совершил.

Итак, три опытных врача из областной психиатрической больницы, освидетельствовав Саренпю и ознакомившись с материалами дела, пришли к такому заключению: «Саренпя В. Р. психическим заболеванием не страдает. Его отклонения от этических норм не могут рассматриваться в качестве болезненных признаков, поскольку имеют изолированный характер… Во время совершения преступлений он признаков какого-либо временного болезненного расстройства душевной деятельности также не обнаруживал, а находился в состоянии алкогольного опьянения. Поэтому, как лицо, не страдающее психическим заболеванием, Саренпю в отношении инкриминируемых ему правонарушений следует считать вменяемым».

Суд над Владимиром Саренпей состоялся осенью, в конце сентября. Был вынесен суровый приговор – расстрел, воспринятый всеми в те далекие годы с подлинным удовлетворением. Судебная коллегия Верховного Суда страны оставила приговор без изменений.

Она стояла перед судом, прокурором, адвокатами, людьми, находившимися в зале, и плакала. Слезы катились по лицу, оставляя на щеках черные полосы. Но ни один человек из присутствующих не верил ей. Ибо плачем эта женщина хотела убедить всех, что ее показания правдивы, хотя говорила она заведомую ложь. В нескольких метрах от нее были потерпевшие – жена и мать убитого, дальше – за барьером – двое обвиняемых. Теперь, когда суд располагал неопровержимыми доказательствами их вины, эти слезы были таким кощунством и надругательством над памятью погибшего, что даже сами обвиняемые равнодушно смотрели мимо плачущей свидетельницы, а судья равнодушно попросил ее успокоиться и вызвал следующего свидетеля.

В зал вошла тоненькая светловолосая девушка в коричневой кофточке крупной вязки и повернулась лицом к плакавшей женщине, еще не успевшей сесть.

– Вы говорите неправду, – сказала она. Глаза ее ярко вспыхнули, а лицо окрасил румянец гнева. – Когда я остановила автобус, чтобы отвезти раненого в больницу, вы были первым человеком, который оказался рядом. Они, – она кивнула в сторону обвиняемых, – уже убежали, вы сказали, что все видели и знаете одного из них. Он живет у рыбного магазина, сказали вы, и назвали фамилию. Да, я точно помню, вы назвали фамилию, но какую – забыла. Слишком быстро все произошло и слишком страшно это было. И потом, когда машина уже увезла его, вы еще раз повторили, что знаете одного из них. Почему вы не хотите рассказать суду правду?

Женщина не переставала плакать. Теперь она вытирала слезы концом платка, все еще надеясь, что ей поверят. Судья жестом усадил ее на место и, посоветовавшись с заседателями, объявил перерыв. В этом коротком поединке правды и лжи меня поразило слепое, близкое к фанатизму стремление немолодой уже женщины слезами вызвать к себе доверие.

За годы работы мне не раз приходилось бывать в судах и видеть сотни свидетелей: молодых и пожилых, мужчин и женщин, даже детей, родственников обвиняемых и потерпевших, их близких знакомых, соседей, сослуживцев, просто посторонних лиц. Большинство из них говорили правду, некоторые – чаще всего родственники или близкие друзья – умалчивали об отдельных фактах, иногда давали неверные показания, пытаясь представить обвиняемых в более выгодном свете. Плачущего свидетеля, желающего слезами поколебать весы правосудия, я видел впервые.

Случилось это в городе Гусь-Хрустальном. Сухие строки милицейского протокола свидетельствуют о том, что в воскресенье, 3 октября, около 21 часа на улице Калинина, рядом с проходной завода «Стекловолокно», неизвестный преступник нанес ножевое ранение Дмитрию Николаеву, молодому человеку 24 лет, студенту лесотехнического техникума.

Хотя этот случай произошел в центре города, когда на улицах было много людей, следствию пришлось проделать большую работу, прежде чем преступники (их оказалось двое) были установлены. События развивались настолько стремительно, что очевидцам за считаные секунды, когда, как при обрыве ленты, на киноэкране начинает мелькать множество лиц и трудно понять, что же все-таки происходит, сразу невозможно было объективно разобраться в происшедшем. Через день в районной газете появилось объявление: «Просим всех граждан, которым что-либо известно о совершенном 3 октября около 21 часа на улице Калинина преступлении, сообщить об этом прокуратуре или по телефону 02». Бригада, ведущая расследование, опросила около шестидесяти свидетелей, прежде чем полностью удалось восстановить события трагического вечера.