Данн понимал: всем любопытно, почему он одинок, почему без подруги. Наверное, они считают, что он ничего не чувствует, что он — машина. Им невдомек, что в классической механике выделяются как простые машины: винт, рычаг или блок, — так и сложные: например двигатель, который, согласно определению, преобразует любую энергию в механическую.

Что ж, калории преобразуются в механическую энергию, необходимую для движения человеческого тела. Выходит, да, он — машина. Но и все вокруг — тоже. Это вовсе не мешает им любить.

Нет, просто объект его интереса не испытывает ни малейшего влечения к нему.

До чего же банально и обычно.

И разумеется, чертовски несправедливо. Боже, как несправедливо! Инженер ни за что не спроектирует машину, в которой две смежные детали не движутся в полной гармонии: одна не заработает без другой, а та, в свою очередь, не шелохнется без первой. Однако сам он угодил именно в такую ситуацию. Они с шефом — как две детали от разных машин.

А еще он с горечью ощутил, что законы привлекательности куда сложнее законов механики. Человеческие отношения опасны, ненадежны и ужасающе неэффективны. Мотор проработает сотни тысяч часов без остановки, а человеческая любовь дернется пару раз, да и заглохнет.

А еще любовь предаст тебя куда быстрее машины.

«Что за бред! — одернул себя Найл Данн едва ли не раздраженно (он никогда не раздражался). — Прекрати! Надо работать».

Он заехал на парковку торгового центра и заглушил двигатель. Через мгновение рядом остановился потертый фургон. Данн пересел в него и кивнул водителю — здоровенному громиле в военном камуфляже. Не сказав друг другу ни слова, они выехали со стоянки и уже через десять минут катили по безымянным улицам Примроуз-Гарденс. Данн перебрался в кузов. Слишком уж он бросался в глаза: рост, да и цвет волос, но главное, он белый — в негритянском поселении, после захода солнца… Впрочем, вполне возможно, что угрожавший дочке Дламини наркоторговец или кто-то из его подручных тоже белый, и с этой точки зрения было бы неплохо, если бы его запомнили, однако Данн все же решил спрятаться — хотя бы до тех пор, пока не придет время забросать хижину гранатами и поджечь.

Они все кружили по бесконечным проездам между лачугами. Детвора и тощие псы носились мимо, мужчины сидели в дверях собственных хижин.

— Тяжело без «навигатора», — нарушил молчание верзила из службы безопасности. Улыбки на лице не было, и Данн не понял, шутит напарник или нет. Сегодня утром тот два часа потратил на поиски хижины Дламини. — Вот здесь.

Лачуга, как и все прочие в Примроуз-Гарденс, крошечная, одноэтажная. Стены, сколоченные из фанеры и листов рифленого железа, сияли ярко-красным, синим и желтым, словно бросая вызов нищете. Судя по развешенному на веревке во дворике белью, младшему ребенку в этом семействе было пять или шесть.

Место для нападения оказалось весьма удачное: прямо напротив хижины находился пустырь, так что свидетелей не предполагалось. Не то чтобы это так уж важно: машина без номеров, таких фургонов в окрестностях Кейптауна — что чаек на свалках «Грин уэй».

Они просидели в молчании минут десять — еще немного, и фургон начнет привлекать внимание. Наконец водитель сказал:

— Вот он.

По пыльной дороге шел Стефан Дламини — высокий, худой мужчина с сединой в волосах, одетый в потертую куртку, оранжевую футболку и темные джинсы. С ним был сын лет одиннадцати в спортивной майке — без куртки, несмотря на осенний холод. Под мышкой парнишка нес грязный футбольный мяч.

Дламини с сыном еще немного погоняли мяч перед домом, а потом вошли внутрь. Данн кивнул напарнику, и оба натянули лыжные маски. Ирландец окинул взглядом лачугу: побольше остальных. Наверное, там две комнаты. Занавески из дешевой ткани были задернуты, в помещении горел яркий свет.

Его мысли почему-то снова вернулись к боссу и сегодняшнему торжеству. Данн с усилием выбросил их из головы.

Он выждал еще пять минут — пусть Дламини сходит в туалет (если, конечно, в хижине он имеется), а семья рассядется за столом.

— Давай.

Напарник кивнул. Они вышли из фургона, сжимая в руках по мощной гранате со смертоносными медными шариками.

— Начали, — шепнул Данн.

Они вытащили чеки и бросили гранаты внутрь: по одной в каждое окошко. За пять секунд Данн успел схватить зажигательную бомбу — обычную канистру бензина с маленьким детонатором — и приготовиться. Когда земля задрожала от могучих взрывов, он выбил остатки стекла и швырнул в дом канистру. Оба прыгнули в фургон, водитель завел мотор, и машина рванула с места.

Ровно через семь секунд окна полыхнули огнем, а из печной трубы в небо эффектно ударил столб пламени футов двадцать высотой.

Еще мальчишкой в Белфасте Данн просто обожал фейерверки…

— Хай! Хай! — вопила во тьме женщина, глядя на охваченный огнем дом, и в ее глазах сверкали слезы.

Мать и пятеро детей сбились в кучку позади пылающей лачуги. Сквозь распахнутую заднюю дверь было видно, как ревущие языки пламени пожирают все накопленное добро. Она порывалась броситься внутрь, спасти хоть что-то, но Дламини не пустил ее. Они разговаривали на непонятном языке — кажется, на коса.