И тут-то – в первый раз они столкнулись с настоящим, серьезным сопротивлением. Сразу несколько автоматов ударили по ним и спереди, и слева, с левого фланга – там, где была баррикада из бетонного блока и машины. Они открыли огонь в ответ.

В этот момент поручик убил первого своего врага – до этого он стрелял по мишеням, и один раз стрелял боевыми – но ни разу он не видел, как это бывает, когда убиваешь врага. А тут… он высунулся из-за стоящей боком машины – поручик не видел, что в руке у него граната и он размахивается, чтобы бросить ее… он просто вдруг осознал, что целится из автомата в человека… во врага, палец прижал спуск, автомат трепыхнулся, и там где только что была голова врага… брызнуло красным, как из краскопульта кто прыснул, а потом там, за машиной кто-то вскочил в полный рост и громыхнул взрыв.

Кто-то хлопнул его по плечу – это потом ему рассказали, что он подстрелил духа с гранатой, которую он едва не кинул в них, и из-за этого погиб еще один дух, и фланговая позиция неприятеля была полностью обезврежена, считай одним его выстрелом. Вместо этого он перебежал к противоположной стене, через простреливаемое пространство, и почувствовал, как что-то рвануло сильно рюкзак, но боли не было, а потом рядом к стене ткнулся еще кто-то и он понял, что уже не один. Он бросил в проулок гранату, дождался, пока бухнуло и пошел вперед, пригибаясь и держа автомат наготове, чтобы ответить выстрелом на выстрел. Но ответить не получилось. Они вышли вперед, прошли пару десятков метров, прикрываясь забором из профнастила, пробиваемым любой пулей, но дающим скрытность перемещений, и получилось, что они зашли противнику во фланг вдвоем. Он видел баррикаду и видел черные тела рядом с ней… живые, они двигались и стреляли, прикрываясь положенными через улицу бетонными блоками. И тогда он открыл автоматный огонь, отсекая очередь за очередью, видя, как пули попадают в тела, и высекают бетонную крошку, и тела дергаются и перестают стрелять, а кто-то стрелял в них, и бухало рядом трофейное ружье, посылая во врага снопы картечи, а они стреляли, пытались бежать и …

И умирали…

– Молоток! Молоток, мы бы тут…

Фельдфебель, скорчившись у стены орал как оглашенный – признак контузии, на перемазанном лице его светилась неподдельная радость. Хоть по уставу отделением командует унтер-офицер – на самом деле командует фельдфебель, выходец из солдат, подписавший длительный контракт… унтер-офицер, скорее организатор, в то время как фельдфебельский состав это практики войны, да и получает жалование главный фельдфебель*** как полковник. Но все равно… тут поручик проявил себя как командир… с полностью сорванной башкой. Он только сейчас понял, что сделал – сначала перебежал через простреливаемое пространство, причем среди стрелков было два пулеметчика, потом зашел в тыл, прошел вдвоем с одним только бойцом три десятка метров прикрываясь забором и вышел аккурат во фланг позиций, которые занимали боевики, а это были даже не боевики, а гвардейцы, взбунтовавшиеся регулярные войска.

И сейчас они, заняв новые позиции, уже защищенные, пытались понять, что к чему и куда двигаться дальше. Пули били в бетон, но пробить не могли.

Раненых уже было четверо, двое – тяжелых… Надо бы эвакуировать… раненые просто не дадут группе двигаться дальше.

Над головой прогрохотал вертолет, все его пулеметы работали, поливая пространство свинцом. Кононенко достал зеленую дымовую шашку, бросил рядом с собой, чтобы не накрыли. Рядом боец, закинув на спину штатное оружие, осваивался с трофейным – пулемет РП-46 с брезентовым мешком под ленту. Устаревшее оружие – а все равно пулемет лучше автомата будет…

– Волк-главный, мне нужно эвакуировать раненых, повторяю – у меня двое трехсотых один очень тяжелый, нужно его срочно доставить в госпиталь.

– Первый, у вас слишком горячо чтобы сажать птичку. Вы можете вместе с ранеными продвинуться до позиций второго и третьего отделений?

– Не могу, черт… не могу. Мы не может продвигаться, тут у нас осиное гнездо настоящее. Мы не сможем продвинуться с ранеными.

– Первый, вопрос – наблюдатели с вертолетов докладывают – зеленый дым принадлежит вам?

– Положительно, это наша позиция.

– Вас понял. Займите любое здание и дайте сигнал, мы все же рискнем и вышлем медицинский вертолет, задачи прежние.

– Вас понял!

Поручик огляделся по сторонам – если это так можно было назвать. Высунулся на секунду – и спрятался от бьющих в бетон пуль. Хорошо, что вертолеты и пулеметы не подпускают ближе – иначе бы нахватались.

– Кононенко! Ко мне!

Фельдфебель, тяжелый как медведь, перебежал, привалился рядом.

– Надо любое здание занять. Вон там подойдет. Понял?

– Понял, чего ж не понять….

– Тогда идем. Даем зеленый дым – вертушка подберет раненых. Потом двигаемся дальше.

– Черт… броня то вся где, что нас без брони то сюда…

– А хрен ее знает… Давай – остальным и по моей отмашке.

– Понял, старшой.

Они вышибли дверь – это было, не пойми что, то ли жилое помещение, то ли нежилое, здесь так часто строили – на первом этаже торговали, на втором – жили. И на втором этаже, в разгромленной и разграбленной комнате – они нашли людей. Просто людей, живых людей, которые не стреляют в тебя и не хотят тебя убить. В обезумевшем мире – и это было немало.

Едва не выстрелили… несколько женщин в черном, и дети – много детей, десятка два как в детском саду. Жмутся друг к другу на полу, да молча смотрят на тебя.

– Спокойно! Спокойно не стрелять!

Одна из женщин что-то заголосила – как бритвой по нервам.

– Кто говорит по-русски? Кто говорит по-русски!?

За спиной топот, пыхтение…

– Я говорю, господин…

– Самая молодая – понятно. По их понятиям женщина не может разговаривать с незнакомым мужчиной, да и паранджа, раньше ее не было.