Дом у озерского водяника был построен не как–нибудь – из мореного дуба, украшен рыбьими костями и головами. Внутри было все устроено, как в обычной избе, – только что вот печки не имелось. И прибрано все чистенько…

– Как же ты зимой без печки? – спросил Жихарь.

– Зимой мы спим, – рассеянно ответил водяник. – Да ты раздевайся, я же сказал, что русалка все постирает и высушить развесит… И платок давай…

– Платок не дам, – сказал богатырь. – Платок дареный. Когда прекрасная дама

вручает витязю платок… Впрочем, ты все равно не поймешь.

– Где уж нам, – сказал Мутило, выкатывая из угла бочонок. Двигался под водой он сноровисто, не то что Жихарь. Мигом появились на столе миски и тарелки, кружки и кувшины.

Пиво, к сожалению, оказалось жидковатым.

– Вода же кругом, – оправдался водяник. Зато рыбный хлеб вполне был съедобен, а уж копченые лещи такие, каких у князя Жупела за столом и близко не бывало. Икра тоже была просолена умело и разложена отдельно, согласно видам рыб.

Они прихлебывали из кружек, заедали полными ложками икры, вели неспешный разговор о делах лесных, водных и человечьих.

– Не слыхал – неклюд Беломор на прежнем месте живет или переехал? – спросил

богатырь.

– На прежнем вроде бы, – ответил Мутило. – Только ты к нему не спеши. Говорят, Мироед на него здорово взъелся за что–то, как бы тебе с волхвом заодно не пропасть… Да ты и не пропадешь – здесь останешься… – Водяник зевнул и еще раз зачерпнул кувшином из бочонка.

– Это мы поглядим еще, – сказал Жихарь. – Но сам посуди, можно ли голову ставить против какого–то озера?

– Против моего – можно. Во–первых, вода чистая. Во–вторых, ее много. Лягушек нет и в помине, я их первым делом выселил. Рыбы же несчитанно, да какая: лещи, подлещики, язи, подъязки, караси…

– Подкараски, – усмехнулся Жихарь.

– Нет, рыба серьезная. Хороший хозяин на такой рыбе озолотится.

– Это мне кстати, – сказал Жихарь. – Только торговать недосуг.

– Теперь дальше смотри, – сказал Мутило. – Русалка у меня, прямо скажем, не

первого разбора, но работящая. Утопленник даже свой имеется, только ты на

него лучше не смотри…

– Утопил, значит, кого–то или в кости выиграл? – нахмурился богатырь.

– Да нет, – вздохнул водяник. – Это рыбак здешний. Он от скуки и тоски, как

бобылем остался, руки себе связал и прыгнул из лодки. Хотел, говорит,

поглядеть, что по–за жизнью бывает.

– Ну, что по–за жизнью бывает, я уже видел. Давай свои кости.

Кости у Мутилы хранились в особом кисете из сомовьей шкуры. Были они старые, пожелтевшие, округлившиеся по ребрам.

– Давно бы заменил, да память дорога, – пояснил Мутило. – Это ведь те самые

кости, в которые один могучий царь царство свое проиграл, и себя, и жену, и

братьев. А жена у них была одна на всех. – Водяник хихикнул.

– Знаю эту повесть, – кивнул Жихарь. – Потом они дрались, дрались, пока не сравнялись…

– Вот–вот, – сказал водяник. – А коли нет у тебя ни жены, ни братьев… Не взыщи, таков уж мой талан…

– Постой! – Богатырь остановил перепончатую лапу, готовую метнуть кости. – Чтобы по–честному вышло, давай так: твой талан – мой майдан… Метать будем на плат…

С этими словами Жихарь снял с шеи дареный платок, освободил на столе место и расстелил подарок. В избе водяного хозяина стало светлее, и Мутило даже прикрыл перепонками глаза.

– До трех раз играем, – предупредил он.

– Идет, – сказал Жихарь. Он сидел на лавке без одежды, водяник тоже был голый, да и не одеваются водяники вовсе – стало быть, негде ему спрятать обманную зернь…

Они враз метнули по кости, и право на первый бросок получилось Жихарево. Он

взял костяшки в горсть, потряс хорошенько, зажмурился на счастье и бросил.

Выпали шестерка с пятеркой.

– Везучий, – хмыкнул водяник. – Поглядим, как–то дальше будет.

Мутило пошептал что–то над костями, поплевал (Жихарь брезгливо поморщился),

потом покатал их между лапами и лапы те враз разжал.

Шептания помогли, да не слишком – всего две пятерки огреб.

– У тебя плат наговоренный, – уверенно сказал он. – Эти кости у меня сроду проигрышу не знали. Но первому кону не верь…

Богатырь принял кости, вытер их краем платка и на этот раз долго трясти не стал.