— Бывал там в войну. Под Новороссийском...

Шустов поговорил с мастером о том, о сем: о здоровье, как Марья Ивановна себя чувствует, что Сашка пишет из армии. Попутно, как бы мимоходом, спросил, как дела с планом на участке. Тот ему рассказывает. А потом Шустов говорит:

— Давай, Петрович, хороших ребят, отметить надо в газете. Ты не против?

— Как же против? Хорошие хлопцы, прямо-таки выручают. Вот хотя бы Гришка Степаненко. У-у-х! Прямо-таки золото парень! Тоже недавно с флота.

Шустов записал несколько фамилий в блокнот и положил его в карман.

— За твоей подписью заметка будет, Петрович. Согласен?

— А чего ж! За таких ребят не покраснею. Я и сам тебе хотел позвонить, да все некогда. А писать вовсе нет времени. Давай, распиши. Не надо здорово, а так, потихоньку, по-человечески...

В другом цехе Шустов поговорил с парторгом. Говорил так же просто, так же свободно, как с Василием Петровичем.

Я с завистью подумал: «Вот ведь, весь завод ему знаком! С рабочими здоровается мимоходом, и они ему отвечают как товарищу: просто, открыто... А еще больше удивился, когда после обеда Вениам написал целую подборку о соревновании в честь Октября. И ни под одной заметкой нет его подписи. Спрашиваю:

— Как же, они ведь не писали, а вы их подписи поставили?

— А они и не напишут. Будешь их заметок ждать — газеты не будет. Их дело — план, наше дело — писать о них. А насчет подписей я договорился, они уже знают, что лишнего не напишу. Это наш актив. Люди-то хорошие, только с ними надо попроще, по-товарищески, по-людски.

На следующий день Анна Иосифовна спросила:

— Ну как, ходили по заводу?

— Ходили. Интересно! Сейчас хочу сам пойти.

— А вы представляете, как беседовать с рабочими, с мастерами? Сможете взять интервью?

— Да, уже немного представляю. Надо попроще...

— Вот именно! Не надо сразу говорить с человеком о его работе, не надо пугать его блокнотом. Надо издалека: о настроении спросить, о здоровье, а потом уж о деле... Я вот читала книжку одного журналиста... Не помню фамилии. А сегодня мы пройдем с вами вместе, я вас еще поучу. Согласны?

Пошли в литейный цех. По пути Анна Иосифовна несколько раз повторила: «Главное — начинайте издалека. Понимаете? О настроении спросите, о здоровье...»

— Понимаю...

Пришли в цех. Только открыли дверь — навстречу хлынул оглушительный грохот, лязг и визг. Стучали выбивные машины, сотрясая землю и стены, раздирал уши лязг обрубных пневмомолотков и маятниковых наждаков. Над головой гремел мостовой кран, а крановщица еще била в рынду. В цехе темно от стоящей в воздухе пыли. Жарко.

Зашли в комнату начальника блока.

— Здравствуйте, товарищи! — сказала Голубева. — Где мне увидеть начальника блока?

— Это нетрудно сделать. Я начальник блока, — ответил измазанный формовочной землей мужчина с темными очками на лбу, совсем не похожий на начальника. — Чем могу служить?

— Мы из редакции...

— Вижу, что не из министерства, — сказал начальник блока.

— А я вас почему-то не помню, — как бы удивилась Анна Иосифовна.

— Мы ведь люди незаметные... В саже, в пыли... Так что вы хотите?

— Вы, наверное, слышали, что сейчас вся страна становится на трудовую вахту в честь Октября?

— Не в погребе живем...

— Так вот, — продолжала Голубева, — мы пришли узнать, как у вас развернуто социалистическое соревнование в честь...

— У нас оно всегда развернуто... Вам что, лучших людей? Показатели?

— Не только. Покажите ваши обязательства.

— Вот они, на стенке. Правда, запылились.

— И еще мы хотели бы побеседовать с лучшими рабочими, с бригадиром...

— У нас лучших нет. Хорошие есть. Вот хотя бы формовщик Пехтерев. Но с ним вы не поговорите. Он не очень разговорчивый, а потом у него сейчас работа. Металл скоро подадут, он готовит опоки.

— Ничего, — возражает Голубева, — с нами заговорит. Где он работает? Мы сделаем так называемый репортаж с места.

— Пойдемте, покажу.

Вышли на участок. По длинному полукруглому конвейеру одна за другой тихо двигались металлические коробки, называемые опоками. Формовщики словно колдовали над ними, потом зацепляли подъемниками, снимали с конвейера и ставили на формовочную машину. Там утрамбовывали в них землю деревянными колотушками. Когда включали машину, опоку начинало трясти, она с грохотом подпрыгивала. Возле одной из таких машин мы остановились.

— Вот он, Пехтерев, беседуйте! — закричал в ухо редактору начальник блока. Та крикнула в ухо мне: