— Кто вам сказал, что я смогу?

— Ну я, конечно, точно не знаю, только, когда такие статьи пишут и посылают в газеты, внизу специалист ставит свою подпись, указывает квалификацию и опыт работы, и, как я понимаю, от уровня специалиста и зависит вероятность публикации. Что толку, если пишущий просто пережевывает информацию, а она не подкреплена никаким опытом? Вы понимаете, что я хочу сказать?

— Откуда у вас такие сведения, Ричи? Или вы просто говорите, потому что жалеете меня?

— Вот уж не за что вас жалеть! На самом деле я знаю это от одного газетного сотрудника.

— А он о чем пишет?

— Он не пишет. Не умеет писать — он наборщик. И тоже лежал у нас когда-то. Он знает множество людей, и, если вы что-нибудь надумаете, скажете мне, я поговорю с ним.

Он кивнул.

— Вы добились своего. Я попробую, хотя не знаю, выйдет ли толк. Покажете ему мою писанину, скажете, что я сейчас в больнице. Они почитают и вернут назад с вежливым отказом.

— Очень уж вы себя жалеете! — строго упрекнула его Лейла.

— И вы бы жалели на моем месте!

— Вот уж нет. Я слишком упрямая и гордая, чтобы позволить другим заметить, как я себя жалею. Я бы постаралась заняться чем-то, чтобы время не текло так медленно.

— Нисколько не сомневаюсь, — с теплотой в голосе произнес он. — Вы замечательная девушка. Вам самой-то это известно?

— Конечно нет! И не годится, чтобы медсестра услышала, что вы такое говорите сиделке. Мы здесь как раз для того, чтобы помогать людям.

— И даже не покраснели, выдав такую тривиальность, — хмыкнул он. — Да это прежде всего просто не соответствует истине. Мы вот лежим тут, наблюдаем за вами, а потом обмениваемся впечатлениями. (А вы очаровательно краснеете, Ричи!) Очень все вы разные, и руки у вас разные, и голоса, и шаги. И улыбок двух одинаковых не найдется.

— Как ужасно, когда за тобой вот так следят! Я от вас буду уходить вприпрыжку, — засмеялась она.

— Чушь, это ни к чему. Вы, Ричи, здесь единственная, кого мы можем попросить о чем-то важном. Мы бессовестно пользуемся вашей добротой, и я собираюсь и дальше пользоваться. Но вы всегда можете отказаться.

— Смелее! Что вы хотели?

— Кое-что тревожит меня с той минуты, как я пришел в себя. Это касается Кристин.

— Да, я тоже о ней думаю…

Он быстро взглянул на нее.

— Правда? Тогда я, пожалуй, решусь вас попросить. Могли бы вы, сумели бы написать ей письмо? Всего одно письмо. Понимаете, о моей жене ей пока еще никто не сообщил… — На этих словах он, как всегда, запнулся, но справился с собой, потому что о девочке было необходимо поговорить. — Кристин привыкла получать от нее письма. Она, наверное, удивляется, почему они перестали приходить. Она каждую неделю ждет писем… из дома.

На последних словах он опять сбился.

— А где ваш дом? — осторожно спросила Лейла.

— В Джурби-Грин. Наверное, в ящике уже лежит кипа писем Кристин. И бутылок молока на крыльце скопилась целая шеренга. Некому сказать, чтобы их больше не ставили. Надо было сразу упомянуть об этом старшей сестре, но тогда мне проще было сказать — у меня нет родных. Чтобы не думать… Я знал, что о Кристин заботятся в ее интернате, но теперь все время представляю, как девочка там волнуется, что ей не отвечают.

— Что бы вы хотели, чтобы ей сообщили? — проговорила Лейла. — Обычно это берут на себя социальные работники.

— То есть вы отказываетесь? — быстро спросил он.

— Я хочу сделать как лучше. Я уже думала о том, чтобы написать ей и узнать, что ей хочется на день рождения. Но сперва нужно было поговорить с вами, узнать — что ей уже известно. И у меня ведь нет ее адреса. Я в самом деле думаю, что лучше посоветоваться со старшей сестрой.

Он словно бы потерял к разговору всякий интерес. Закрыв глаза, он пробормотал с видимым облегчением:

— Да-да, Ричи, так и сделайте.

Она решила, что разговор тяготит его потому, что так или иначе касается его погибшей жены. Он до сих пор не мог заставить себя говорить о ней.

Сестру Йорланд эта проблема явно обременила.

— Не знаю, няня. Это следовало давно уже сделать, просто сначала о девочке никто не знал. Я поговорю с нашим социальным работником. Он подскажет, как поступить.

Лейла кивнула и прошла в палату Марвуда Таппендена. Сестра действительно встревожилась, и неудивительно. Удобно думать, что девочка в интернате и за ней присматривают, но вдруг директор интерната пытается связаться с Джефри? Они могли прочитать о трагедии в горах в газетах. Лейла вспомнила, что сперва Джефри доставили в фелдонмерский госпиталь, а уж оттуда перевезли в Сент-Мэри, поскольку здесь имеется отделение хирургии спинного мозга. Но вряд ли эти подробности упоминались в прессе. Джефри не такая уж знаменитость. Несчастному случаю с ним едва ли отвели место на первых страницах газет…