— Цирк, Квинт Фламиний. Ludi Megalenses…

Она надеялась, что стоит ей выбраться на переполненные толпами народа улицы, ей уже нетрудно будет сбежать и избегнуть этого несколько навязчивого гостеприимства.

В глазах Квинта вспыхнуло понимание. Что бы он ни сказал ей на самом деле, Марго была почти уверена, что это звучало примерно так:

— Конечно, я прекрасно тебя понимаю. Ты проделала этот неблизкий путь из Пальмиры, чтобы посмотреть состязания и гладиаторские бои. А тут один из моих злополучных рабов нанес тебе такое увечье, что ты не в состоянии выйти…

Знаками и жестами он дал ей понять, что завтра они обязательно выберутся в город на бои. Марго в ее положении ничего не оставалось, как обуздать свое отчаяние и молчаливо согласиться.

Вдобавок ко всему возникла проблема с Ахиллом. Ей не нравилось иметь раба. Он оказался слишком прилипчив. Куда бы она ни повернулась, везде он. Если ему позволить, так он бы стал одевать и раздевать ее, да и купать тоже. К счастью, на вилле была собственная купальня, в которой Марго могла мыться совсем одна, запирая дверь изнутри, если Ахилл пытался следовать за ней.

«Пусть лучше они думают, что я эксцентричная провинциалка», — ворчала она.

Но что бы там ни думали ее хозяин и ее раб, купальня с подогретой водой была восхитительна. Ей не хотелось оттуда вылезать.

«Ох, ведь к этому можно и привыкнуть…»

Она нежилась в бассейне с подогретой водой по полдня, отмачивая все свои болячки и царапины, отскабливая каждый дюйм своей кожи. Затем следовал столь же неторопливый обед во внутреннем дворике виллы. За обедом она разнеженно слушала журчание и плеск струй в фонтанах и мечтала, чтобы здесь был и Малькольм.

«Завтра», — решила она. Завтра она обязательно изловчится и выскользнет из мягких тисков ее хозяина.

К несчастью, у ее хозяина были на этот счет свои соображения.

Марго не пошла в Цирк.

Ее туда понесли. На носилках с креслом, установленным на двух длинных шестах. Их несли четверо сильных, обливающихся потом рабов. В этом кресле Марго оказалась плывущей над головами уличной толпы. Она чувствовала себя глупой, вызывающе заметной и вообще смешной на этом насесте. И без всякой надежды спуститься вниз и затеряться в толпе. Потому что в нескольких шагах от нее на других носилках плыл Квинт Фламиний.

Ахилл с сияющими от восторга глазами следовал за носилками Марго, изо всех сил пытаясь не хромать. Перед Колизеем несметные толпы народа стекались к его многочисленным входам. В десятках киосков и павильонов продавались еда, вино и даже стеклянные чаши и кубки, украшенные по окружности рельефными сценами боев и соревнований. «Памятные кубки? А может, и нет», — гадала Марго.

В некоторых павильонах находились «букмекеры», принимавшие ставки на исход предстоящих состязаний и боев. Их осаждали толпы болельщиков. Люди азартно скандалили за право успеть сделать ставку до начала состязаний, получали свои билетики, передавали деньги.

Она где-то читала, скорее всего в одной из этих толстенных книг из библиотеки Ла-ла-ландии, что в Древнем Риме запрещалось делать ставки на спортивных состязаниях и боях гладиаторов. Если это было правдой, то куда же смотрели те, кому было поручено следить за соблюдением этого закона?

Рабы Квинта опустили носилки у одной из высоких входных арок, ведущих на большую арену. Марго уже всерьез подумывала о том, не нырнуть ли ей в толпу, как тут Квинт взял ее под руку, улыбаясь и любезно болтая, и повел во входную арку. Он заплатил за вход и получил три красных платка, размахивая которыми нужно было подбадривать любимую команду императора. Во всяком случае, она твердо решила, что красный — это любимый цвет Клавдия. Такой вывод она сделала из услышанного разговора, в котором слова «император» и «принципал» связывались каким-то образом с красными платками. Квинт протянул один платок ей, другой — Ахиллу и отпустил своих рабов.

Он вручил Ахиллу несколько монет и послал его куда-то. Мальчик очень скоро вернулся с корзиной еды и добрым кувшином вина, после чего Квинт ввел Марго в Колизей.

Она остановилась, пораженная открывшимся зрелищем. Квинт усмехнулся, постоял вместе с ней немного, а потом повел ее к сиденьям во втором ярусе, у первого поворота. Все, кого она только могла разглядеть в верхнем, третьем ярусе, носили либо ошейники рабов, либо одежды чужеземцев — там не было видно ни одной тоги. Она мрачно ухмыльнулась, довольная, что хотя бы это смогла сообразить сама. Не было сомнения, что ей было позволено сидеть здесь, во втором ярусе, а не там, на третьем, вместе с иноземцами, только потому, что она была гостьей римлянина.

Сам Цирк не был похож на то, каким она его себе представляла раньше. Огромная беговая дорожка не была овальной. Один ее короткий отрезок — там, вдали от нее, где располагались стартовые ворота, — был практически прямой. От него перпендикулярно отходили два длинных прямых отрезка. Напротив Марго они соединялись полукруглой дугой.

Три ряда сидений, деревянных и каменных, поднимались ярусами вокруг арены с дорожкой. Окружность огромной арены, если считать вместе с трибунами, по прикидке Марго, протянулась почти на милю.