— Да, уже слышал, — пробурчал Эштон.

Он медленно поднялся с кровати, горько сожалея о том, что пил всю ночь.

Конечно, он мог бы и не пить, мог бы сообразить, что его родственники поспешат приехать к нему сразу по получении письма. И разумеется, он знал, что мать будет возмущена аферой Хаттон-Муров, пусть даже она и надеялась на столь необходимые им всем деньги, то есть на приданое леди Клариссы. «Трудно будет отвечать на вопросы матери, не усугубляя ее тревогу», — со вздохом подумал Эштон. А мысленно помолился о том, чтобы голова его обрела ясность, необходимую для того, чтобы успокоить мать, не побуждая ее задавать неудобные вопросы.

— Я готов, Коттон. Давай попытаемся придать мне… надлежащий вид. — Виконт взглянул на часы на каминной полке и добавил: — Впрочем, до ленча еще осталось немного времени…

Лишь усевшись за стол, Эштон наконец почувствовал, что готов к встрече с родственниками. Впрочем, он не был вполне уверен, что чувствует себя достаточно бодрым для предстоящего испытания. Все, кроме его брата Александра, приехали в Лондон. И Эштон подозревал, что и Александр не заставит себя долго ждать. Эштон усадил мать по правую руку от себя, а Лукас, самый младший его брат, усадил самую старшую из тетушек по левую от него руку. Все прочие члены семейства расселись там, где захотели. В какой-то момент Эштон вдруг заметил, что все пристально смотрят на него. Однако никто не произнес ни слова.

— Я привезла изумруды Радмуров, — сказала мать, как только слуга вышел из столовой.

— Не стоило с этим торопиться, мама, — сказал Эштон.

Ее тяжелый вздох был для него как болезненный удар.

Семейная традиция требовала, чтобы он отдал Клариссе кольцо, когда она приняла его предложение. За кольцом должен был последовать браслет с выгравированной на нем датой свадьбы. Серьги и колье следовало подарить невесте в день свадьбы. Эштону ужасно не хотелось отдавать Клариссе фамильные драгоценности — ведь она обманом заставила его сделать ей предложение. Впрочем, он все равно собирался на ней жениться, хотя и не доверял этой женщине. Но в тот момент, когда он узнал, как леди Кларисса обращалась со своей сводной сестрой, тревожные сомнения в правильности намерения жениться на ней переросли в решимость любым способом выбраться из ловушки, в которую заманили его Хаттон-Муры. Единственное, что не позволяло ему прямо сейчас расторгнуть помолвку, — это векселя, которые держал у себя Чарлз. Собравшись с духом, виконт проговорил:

— Я не хочу жениться на леди Клариссе. После той аферы, что провернула она со своим братом, я больше не доверяю этой женщине. И ему — тоже. И еще я узнал, как она обращается со своей сводной сестрой леди Пенелопой Уэрлок. Должен сказать, что ведет она себя по отношению к ней очень жестоко.

— Она заставляет ее выметать золу — как мачеха Золушку?

Эштон улыбнулся своей восьмилетней сестре Плезанс.

— Нет, для этого у них есть служанка. Но они заставляют ее жить в каморке на чердаке. — Эштон внимательно следил за реакцией остальных родственников, пока говорил с малышкой. — Они никогда не давали ей красивых нарядов, никогда не брали ее с собой на балы. Не думаю, что они отдавали ей даже надоевшие леди Клариссе старые платья. А тот дом, где живут леди Кларисса и ее брат, принадлежал когда-то матери леди Пенелопы. Тебе не кажется, что хотя бы из-за этого они могли бы предложить Пенелопе приличную спальню? — Широко распахнув глаза, девочка кивнула, и ее золотистые кудряшки подпрыгнули от этого движения. — И они прячут ее ото всех, ей не разрешают ходить в гости и встречаться с гостями, которые приходят в дом. — Виконт заметил, что тетя Онора выглядела так, словно вот-вот расплачется. — И теперь я должен решить, что делать. Ведь нельзя же допускать, чтобы леди Кларисса так жестоко обращалась со своей сводной сестрой.

— Ты непременно должен что-то предпринять, — заявила Белинда, которая в свои двадцать три года потеряет последние надежды выйти замуж, если он не женится на Клариссе. Она еще ни разу не принимала участия в сезоне и, по мнению многих, уже достигла возраста старой девы. — Сколько лет было леди Пенелопе, когда она оказалась под опекой лорда Чарлза и леди Клариссы?

— Точно не знаю, — ответил Эштон. — По моим предположениям, ей было лет пятнадцать — примерно столько, сколько сейчас нашему Лукасу. Возможно, чуть меньше.

«И уже в этом возрасте она заботилась о своих братьях и детях родственников», — подумал Эштон. Он вдруг осознал, что Пенелопа Уэрлок, будучи еще совсем девочкой, взвалила на себя ответственность за воспитание побочных детей своего отца и прочих родственников мужского пола. Ведь именно она нашла братьям дом, когда ее мать отвернулась от них. А родственники Пенелопы, очевидно, порадовавшись тому, как хорошо она заботится о своих братьях, решили, что она вполне способна позаботиться и о других детях. Эштон вдруг почувствовал, как на него накатил гнев на родственников Пенелопы, столь беззастенчиво пользовавшихся ее добротой.

— Мне не нравится твоя леди Кларисса, — сказала сестра Эштона Хелен, красивая девушка двадцати лет, у которой, вне всяких сомнений, будет множество предложений руки и сердца, как только он сможет устроить для нее выход в свет и снабдить приличным приданым. — Нам что, придется жить с тобой, после того как ты женишься на этой женщине?

Было совершенно очевидно, что Хелен не хотела бы жить под одной крышей с леди Клариссой. Еще до того как Эштон успел ей ответить, вернулись слуги, чтобы подавать десерт. Виконт приказал им убрать со стола, сервировать десерт, а затем сразу уйти. Все они могли сами себя обслужить, и им не требовались лишние уши при обсуждении столь важного семейного дела.

Когда слуги ушли, Эштон вопросительно посмотрел на мать. Леди Радмур в свои пятьдесят была все еще красивой женщиной. В ее темно-рыжих волосах почти не было седины, и морщин на милом овальном личике тоже почти не было. Эштона всегда удивляло, что она не выглядит ни измученной, ни озлобленной, хотя отец очень дурно к ней относился. Но сейчас в ее голубых глазах была тревога.

Какое-то время леди Радмур молчала, потом вдруг заявила:

— Все это ужасно неприятно, но мне кажется, ты еще кое о чем умалчиваешь.