— То-то и оно, — подтвердил Ланси, — какой-то друг это подбросил, и это нас спасло. Я говорил: без кробов нашей колонии был бы аут. На это и рассчитывал гуру Канмах с бандой «Великого кольца». Но, знаешь, иногда бывает как в земном кино. Один чел с правильным подходом к жизни ломает план целой банде. Я точно говорю, а?

— Точно, — вновь подтвердил шкипер, — А кто-нибудь знает что-то об этом друге?

— Вопрос не простой… — главный технолог почесал в затылке, — Вот что, земляк, ты же едешь с Ба-Гу по всей развозке? И по авиа, и по колесной? Так?

— Да, я хочу посмотреть как можно больше.

— Вот! Последний пункт колесной развозки, сегодня, это оранжерея-ферма. Там самый большой грузооборот, потому что сбор урожая декады. И там точно будет док Ваэрэ, потому что сбор урожая веселая штука, ребята балбесничают, мало ли что. Док Ваэрэ самый опытный медик на Коатлики. Он начал работать, когда некоторые из первых предков были еще с нами и, как его пациенты, много о чем с ним разговаривали.

— Я понял, — отозвался Арто, — спасибо, земляк. А этично ли спрашивать его об этом?

— А что? — удивился Ланси, — тебе же не просто так, а для дела. Я точно говорю, а?

Масштаб этой линии грузооборота шкипер оценил, когда после возвращения в главный город с авиа-развозки, Ба-Гу сменила экраноплан на колесный фургон размером как карьерный самосвал с кузовом около сотни кубометров в объеме. Это была медленная машина, она ползла по снегу на широких гусеницах со скоростью спокойно бегущего человека. Но скорость не играла тут особой роли: от города до оранжереи было всего километра три. Вопреки ожиданиям, оранжерея оказалась похожа не на стеклянный купол, а на флотилию больших катамаранов, соединенных мостиками в закрытой бухте.

— Да, это корабли, — сообщила Ба-Гу, угадав мысли шкипера, — они только зимой стоят на месте, а с весны по осень они на плаву. Так надежнее, потому что у нас весной штормит.

— Ты хочешь сказать, что мы сейчас едем по замерзшему морю?

— Да. Посмотри отсюда на город. Видишь, он выше. Он на берегу. А оранжерея осенью бросает якоря в безопасной гавани.

— Как же вы построили столько кораблей?

— Вот так, — ответила девушка, аккуратно управляя грузовиком при въезде на аппарель крайнего корабля в ряду, — Сначала один кораблик, потом второй, потом освоили эту технологию и стали строить много… Ха!.. А сейчас будет весело…

В многопалубном пространстве оранжереи было ослепительно-яркое и жаркое лето с бесчисленными отражениями мощных искусственных алых солнц, сверкающими с металлического потолка и стен. И здесь росли густые джунгли — правда, не зеленые, а фиолетовые. У джунглей имелась некая регулярная структура, сквозь них шли прямые дорожки, вроде велосипедных. Веселая шумная публика (почти сплошь состоящая из тинэйджеров) шустро катала по этим дорожкам легкие одноколесные тачки, доверху груженые аграрной продукцией. По некоторым сортам можно было узнать земные прототипы. Это, вероятно, бывший картофель или батат, это — бывшая кукуруза, это — бывшие бананы, это — бывшая клубника. Вот это, видимо, бывшие шампиньоны. Вот, скорее всего, бывшие баклажаны, хотя, возможно, это манго.

При вдумчивом исследовании, нетрудно было понять, что примерно один из десятка «фермеров» — это «профи», а остальные девять — «дилетанты», для которых процесс уборки декадного урожая не только работа, но и отличный повод порезвиться в теплом искусственном климате. «Профи», как правило, носили нечто наподобие пластиковых фартуков с карманами, а на «дилетантах», как правило, не наблюдалось ничего, кроме собственной кожи, местами украшенной фруктовыми пятнами или капельками воды. В «джунглях» шумели несколько миниатюрных водопадов, обрушивающихся в круглые водоемы, имевшие, видимо технологическое значение, но успешно использовавшиеся также в качестве бассейнов для купанья. Технические площадки то и дело становились дансингами для какой-нибудь отдыхающей команды «дилетантов», а под фиолетовыми кронами фруктовых пальм-кустов некоторые парочки проводили что-то вроде древних ритуалов плодородия… Хотя, скорее всего, они просто занимались любовью. В разных уголках «оранжереи» звучали заводные ритмы — кто-то из «дилетантов» вооружался музыкальным оборудованием (в простейшем случае — пустой пластиковой бочкой), и воспроизводил что-то наподобие грохота тамтама или переливчатой трели флейты…

Ба-Гу подождала, пока шкипер осмотрится, и спросила:

— Ну, как, нормально у нас отрываются?

— Фестиваль, что надо! — согласился он.

— Вот! — она хлопнула его по плечу, — Ты ищи дока Ваэрэ, он где-то тут, а я покатаюсь между оранжереей и городом. Мне надо сделать дюжину рейсов.

— А тебе не будет скучно одной?

— Нет, я надену функены буду слушать музыку и новости. Обычное дело. Я зимой так катаюсь каждую декаду. Мне нравится. Вокруг снег, музыка и всякий флейм в эфире. Дальше, если хочешь, можно поехать отдыхать в город, а, хочешь, я оставлю грузовик в городе и приеду сюда. Здесь можно и поваляться, и погулять, и вообще тут весело.

— Давай второй вариант, — предложил он, легко угадав ее предпочтения.

— Давай! — отозвалась она, — Ну, я погнала, а когда отгружусь, то найду тебя.

Доктор Ваэрэ казался на вид очень молодым, без тех признаков полной взрослости, которые характерны для людей с «мамонтовым геном» в возрасте более полста лет и теоретически примерно соответствуют возрастной группе 30–40 лет у прото-людей прошлого. Доктору на вид было немногим более двадцати. Возможно, этот внешний эффект возникал из-за его исключительной худощавости в сочетании с артистичной мимикой и жестикуляцией. Этнически Ваэрэ принадлежал, кажется, к какой-то из мексиканских рас— смеси индейцев и южно-атлантических европеоидов.